. Грир Хэнсон может нервничать, но Мэйси Грир, выдающаяся писательница, никогда не уклонялась от вызова. Я мысленно зову ее и смеюсь над собой.
Может быть, этот солнечный ожог отравляет мое обычно безупречное мнение. Или, может быть, алкоголь, который я редко пью, делает меня более беззаботной. На этот раз я не думаю, а просто снимаю шлепанцы и следую за Фишером. Какая-то часть меня чувствует, что сегодня я могу последовать за этим мужчиной куда угодно.
Мы идем молча. Это... мило. Мне нравится тишина. Особенно нравится, когда мне не задают вопросы. Прохладный ветерок приятно щекочет кожу. Волны омывают пальцы ног, и я забываю, что мы вообще идем по песку. Время от времени я наклоняюсь, чтобы поднять ракушку. Фишер начинает указывать на них после того, как замечает мое восхищение. Я начинаю собирать их, и когда моя ладонь наполняется, он берет их у меня и кладет в карман.
Когда я допиваю «Маргариту», Фишер забирает у меня пустой стакан и относит его в мусорное ведро. Он легко бежит по пляжу, я же едва могу идти по глубокому песку не спотыкаясь.
— Тебе весело? — спрашивает Фишер, возвращаясь ко мне.
— Думаю, да.
— Хорошо. Можно подержать тебя за руку? — спрашивает он, протягивая ко мне руку и выглядя восхитительно неуверенным.
Я пожимаю плечами, вкладываю свою руку в его, и он улыбается, как будто выиграл приз. Мне хорошо от этого. Лучше, чем я чувствовала себя в последнее время. Рука Фишера, сжимающая мою, не так уж и плохо. Сто лет не держала мужчину за руку. Я забыла, как это приятно. Я представляю себе образующуюся трещину в стене, которую построила вокруг себя. Чем дольше мы идем, тем больше она осыпается.
Фишер ограничивает свои вопросы такими вещами, как «Как насчет этой ракушки?» или «Ты когда-нибудь видела такую?». Это успокаивает. На такие вопросы я могу и хочу отвечать.
С каждой минутой становится все темнее. Я еле могу разглядеть его лицо в свете, падающем из соседних отелей. Не знаю, как далеко мы ушли, но, должно быть, уже поздно. Я могла бы проверить свой телефон, но он спрятан в лифчике, и я не хочу тянуться к нему. Поэтому оглядываюсь, чтобы посмотреть, как далеко мы от моего отеля. Трудно сказать.
— Тебе нужно идти? — спрашивает Фишер.
— Да. Наверное, пора. У меня завтра утренний рейс домой, и мне еще нужно собрать вещи.
— Где твой дом?
— В Калифорнии.
Он кивает. Ему грустно. Я вижу. Мое сердце трепещет в груди. Думаю, я тоже это чувствую.
Фишер сжимает мою ладонь. Это только я или мы оба идем медленнее? Несколько минут мы молчим. Я вздрагиваю, когда порыв воздуха касается моей теплой кожи.
