— Нет, — ответила сперва, а после всё-таки развернулась и взглянула ему в глаза.
Он улыбался. Чем вводил меня в странное состояние, будто все мои действия были предопределены им, и сейчас он будет долго и со вкусом издеваться, показывая мне ту жизнь, которая могла бы быть у нас всё это время. Словно кошмарный пробный год закончился, а мне за пережитый ужас была выдана адекватная версия.
— Ммм… куда? — я сжала пальцами кухонное полотенце, игнорируя его вмиг потерянный лоск и радость.
Ему, очевидно, его же идея не нравилась.
— В наш продуктовый требуются грузчики, — он нахмурился и отвёл взгляд к окну, но почти сразу вернул его мне, ища поддержку или одобрение, — я уже прошёл собеседование.
Я села рядом с ним за стол, съедаемая изнутри чувством вины и апатией. Должна ли я сказать ему, что изменила ему в ночь нашей ссоры? С Артёмом все было намного проще — я знала, что должна сказать правду, какой бы она не была, с Никитой же было сложно. Я не любила его ни дня, что была рядом. Я проклинала его, действия, которые он совершает, его характер, манеру, даже иногда слова, которые он говорил мне. Он раздражал меня даже тем, что находился рядом. А сейчас я разрывала себя на части, понимая, что он старается ради меня и нашей общей дочери. Он встаёт на путь исправления, когда я уже вырвала своё сердце, запихнув его в самую дальнюю коробку в голове.
— Это будет замечательно, — натянуто улыбнулась ему я.
Первый раз за пять дней.
Он выдохнул, сощурил глаза, не сдерживая улыбки мне в ответ, и резко поднялся на ноги. Его губы врезались в мои, припечатав на них самый горький поцелуй в моей жизни. Отстранился он так же быстро, как сковал оцепеневшую меня в своих объятьях. После чего заглянул за плечо, подмигнул мне и полутанцующей походкой вышел в коридор, после скрывшись в комнате.
— Соня проснулась, — крикнул мне он, — может она…
— Кушать хочет, — я пролетела мимо него, встав у кроватки первой, — спасибо, что сказал.
Я подняла недовольно щурившуюся малышку, только отходящую ото сна, и пронесла её мимо поджимающего губы мужа.
Он почти приблизился к ней, а я снова не дала прикоснуться. Материнский инстинкт — он был для нас врагом.
Так прошёл целый день. Он больше не подходил ко мне настолько близко, но всё-таки смеялся, разговаривал и был со мной нормальным. Новые витки воплей моей совести и новые витки сожаления. Может мне стоило просто перетерпеть тот вечер, остаться дома и дождаться его? Тогда бы в моей груди точно не было той дыры, которую я создала сама — без чьей-либо помощи.
