«Она сделала все, что могла, — подумал он. — Позаботилась даже об этом. Бедная Кристиана! Как ее теперь отблагодарить?»
Поздно, слишком поздно для всего и даже для того, чтобы взять руку Кристианы и сжать ее с любовью. Теперь лучше молчать, молчать и ждать. Через несколько дней, если он еще останется в живых, если сможет успокоиться и если у него хватит сил говорить хладнокровно, он скажет ей все, что думает об этом ее поступке. А до тех пор ему потребуется вся его воля, чтобы делать вид, будто он не знает того, чего любой ценой не должен знать.
— К столу! — позвала Кристиана. — Ришар!.. К столу!
Он торопливо отошел от шкафа и сказал в ответ хриплым голосом:
— Сейчас! Иду!
Он вытер лицо носовым платком, подождал несколько секунд. Было очень трудно не подавать вида, выглядеть естественно. Наконец он спустился по лестнице.
— Вам нездоровится? — спросила, сразу встревожившись, Кристиана.
— Да нет… Просто я задремал… И кажется, даже забыл выключить радио… Марселина, будьте любезны, пойдите выключите приемник.
Марселина вышла из столовой. Эрмантье развернул салфетку, удостоверился, что хлеб лежит рядом.
— В поезде было полно народу, — рассказывала Кристиана. — Но Юберу все-таки удалось найти местечко.
Она говорила вполне естественным тоном, и это помогло Эрмантье должным образом сыграть свою роль.
— Я рада видеть его таким энергичным, — продолжала она. — С тех пор как вы предоставили ему свободу действий, он стал совсем другим человеком. Он еще раз обещал мне заняться поисками Максима. И скоро мы наверняка что-нибудь узнаем.
— Вы задержались, — заметил Эрмантье.
— Я ненадолго останавливалась в деревне, — сказала Кристиана. — У Пайюно загорелся амбар, и все стали в цепочку, передавая ведра с водой. Даже били в набат. Разве вы ничего не слыхали?
— Ну как же, — молвил Эрмантье. — Мне казалось, я что-то слышу, хотя Марселина и уверяла меня в обратном…
Бедная Кристиана! Откуда ей было знать, что он трогал ее шляпку?
Эрмантье опять потребовал бутылку коньяка. Вот уже несколько дней он пытался одурманить себя. Ему было стыдно перед Кристианой за то, что он пьет спиртное, от которого наливается кровью лицо и клонит в сон, но все равно даже с его помощью никак не удавалось заглушить не дававшую покоя мысль. Он бродил в тоске и горе по всему дому, забывался на мгновение в кресле или шезлонге, потом шел в сад, где от жары начинала раскалываться голова. Он возвращался принять таблетку, подставлял голову под кран, шагал по комнате от окна к двери и от двери к окну, бормоча что-то совсем невнятное. Кристиана больше никуда не выходила. Она посылала Марселину за покупками на машине. Эрмантье прекрасно сознавал, что она незаметно следит за ним издалека. А когда она поднималась на второй этаж, поблизости всегда кто-нибудь оставался, чтобы не упускать его из виду. Кристиана старалась как можно дольше затягивать трапезы; Марселина готовила изысканные блюда. Однако ни фаршированные ракушки, ни филе камбалы, ни редкостные бисквиты и сладости не могли отвлечь его от мрачных раздумий. Кристиана пыталась развлечь его своей болтовней, рассказывала ему деревенские новости: и о свадьбе дочери Андро и торговца мидиями из Марана, и о бакалейной лавке Марсиро, превратившейся в чайный салон. Он вежливо слушал, не задавая никаких вопросов. И не проявляя ни малейшего нетерпения, если запаздывала почта. Кристиана читала ему письма Юбера:
