Ноздри его невольно расширились, втягивая теплый ветер, прошумевший над прибрежными зарослями чертополоха, тамариска, жимолости, наперстянки…
— Вы чувствуете? — едва слышно, будто стыдясь, прошептал он.
— Что?
Юбер, разумеется, не мог этого чувствовать. Эрмантье вздохнул, вытащил из кармана сигарету.
— Ничего, — сказал он. — Продолжайте… Кормерен прислал вам смету?
— Нет еще.
— Подстегните его! Как можно! Ведь со всеми этими отпусками мастера смогут приступить к работе не раньше пятнадцатого сентября. Представляете, чем это нам грозит?.. Бухгалтерские счета с вами?
— Да, вот они.
— Давайте, я подпишу.
Он придвинулся к столу, достал ручку.
— Можно зажечь лампу на веранде, — заметил Юбер.
Эрмантье пожал плечами и не задумываясь подписал бумаги. Он уже не боялся показаться Юберу смешным.
— Нового ничего?
— Ничего, — ответил Юбер. — В Лионе никого нет, и я не сомневаюсь, что смета от Кормерена поступит к нам не раньше, чем через три недели. То же самое и в отношении наших представителей за границей. Они занимаются только текущими делами.
— Кто вас замещает?
— Курсель.
— Напрасно. Я ничего против него не имею, но он человек вялый. Ему больше подошла бы должность какого-нибудь чиновника.
— Я с вами не согласен.
— Знаю. Вы редко со мной соглашаетесь.
Эрмантье положил руки на стол и уперся в них подбородком. Неужели Юбер не восстанет хоть раз? Может, это и есть минута откровения?
— Вы ставите меня в трудное положение, — снова заговорил Юбер. — Стоит мне что-нибудь предложить, как вы тут же выдвигаете иное предложение… Вы что-то сказали?
— Я молчу.
Порыв Юбера, казалось, уже угас, однако он продолжал каким-то странным, лишенным всяких оттенков голосом:
— Курсель не слишком инициативный человек, это верно. Но много ли найдется среди ваших сотрудников инициативных людей? Стоит кому-то сделать шаг, как вы тут же одергиваете его. А если человек упорствует, вы так или иначе от него избавляетесь. Можно подумать, что вы боитесь окружать себя активными людьми, у которых есть хоть какие-то амбиции… Мне с большим трудом удалось уговорить Курселя. Пришлось пообещать ему, что его никто ни в чем не станет упрекать.
Юбер с опаской поглядывал на Эрмантье. Ни разу еще он не заходил так далеко, а Эрмантье по-прежнему не шевелился. Он чуть-чуть наклонил голову, будто прислушиваясь к иному голосу или шуму, исходившему из недр ночи.
— Курсель согласился, — продолжал Юбер, — но не поверил мне, а если и поверил, то не до конца. Я не пользуюсь там должным авторитетом, потому что вы слишком часто отменяли мои решения…
