Или то, что раньше было кухней.
Теперь, ну, это выглядело так, как будто около пяти дюжин пекарен взорвались по всему пространству.
Я был почти уверен, что у меня нет противня для печенья.
И все же их было по меньшей мере десять вокруг нее, некоторые беспорядочно лежали везде, на микроволновке, а один ненадежно примостился на крышке кофеварки.
С другого конца комнаты я не мог разглядеть, что это за печенье, но весь дом пах сахаром, шоколадом, арахисовым маслом и пряниками.
— Ой! Я тебя разбудила? — спросила она, поворачиваясь с извиняющимся видом, с длинной полосой муки на щеке и чем-то красным на кончике носа.
Чертовски симпатичная штучка, которую я, кажется, когда-либо видел.
Симпатичная?
Какого хрена?
Я терял самообладание.
Но, наблюдая за Саммер тут, на моей кухне, в пижаме с леденцами и рубашке, на которой было написано, что Непослушание — неприемлемо, я был почти уверен, что, если она потеряет его, я никогда не хотел его найти.
— Ты спала? — спросил я, подходя ближе и видя остатки муки, сахара, масла и яйца, разбросанные по всем поверхностям.
Саммер была кем угодно. Только не поваром.
— У меня было несколько часов, — сказала она мне, поворачиваясь, чтобы открыть духовку, наклоняясь, чтобы заглянуть внутрь, давая мне слишком хороший вид на ее круглую, идеальную задницу.
Даже в принте из леденцовой трости была чертовски сексуально найти эту штучку у себя на кухне в пять утра.
— А потом у тебя возникла внезапная, настоятельная необходимость испечь восемь дюжин печенья?
Она повернула голову через плечо ко мне, ухмылка растянула ее идеальные губы. — Ты помнишь, что случилось, когда я испекла те сахарные печенья в форме индейки на День благодарения?
Она имела в виду, когда она сделала две дюжины, и мужчины набросились на них, как будто они не ели неделями, заставив двух взрослых гребаных мужиков ввязаться в драку из-за последнего.
— Точно, — согласился я, когда она потянулась за прихватками для духовки, вытащила из духовки еще два противня с чем-то похожим на мятное печенье с шоколадной крошкой, положила их сверху, затем перешла к другому набору, осторожно сняла сахарное печенье в форме шляпы Санты и положила их в гигантский пакет на молнии.
— Я имею в виду, я не знаю, сколько мужчин будет рядом на Рождество, — продолжала она, пожимая своими маленькими плечиками. — Но я думаю, что парни постарше, которые так и не остепенились, и молодые парни, у которых нет семей, могут быть где-то поблизости. Я хочу, чтобы у них тоже было немного печенья.
