Ректор Аддисад стояла в воротах входа, не двигаясь ни к одной из сторон. Вряд ли она хотела подчеркнуть свой нейтралитет — взгляд её был блуждающим и рассеянным. За лето мы виделись редко, но я успела заметить, что поездка в столицу сильно изменила ректора — она стала задумчивой, подавленной и какой-то обречённой: как будто в сильной женщине погас её лазурный огонёк. Даже сейчас она отрешённо вглядывалась в пламя своей свечи, словно могла увидеть там свою судьбу.
Я тоже перевела взгляд на свой огонёк, пытаясь раствориться в нём мыслями, чтобы не видеть окружающего осуждения. Оно было несправедливо и очень обидно. Воск стекал тяжёлыми каплями, источал сладкий медовый аромат. Пламя свечи горело ровно, но вдруг дрогнуло, когда в него вторгся ещё не зажжённый фитиль. Я улыбнулась.
— Загадала желание? — Джермонд поднял горящую свечу и взглянул на Красную Луну, что уже вскарабкалась по ночному куполу и висела над нашими макушками.
На площади стало тише, и поднятые к небесам головы студентов развернулись в нашу сторону. Мы с моим ментором привлекали внимание даже больше краснобокой виновницы торжества. Как будто именно ради нас собрались все присутствующие. К счастью, теперь это волновало меня гораздо меньше. Люди стали просто фоном, красивой живой декорацией, огоньками свечей, что мелькали в алеющем тумане вокруг статуи семи богов. Тишина, необычный свет и мерцание огня придавали ощущение таинства, тихого праздника. И теперь, когда ментор был рядом, я даже почувствовала, как меня заполняет торжественная радость. Багряное свечение отразилась в зрачках Джера, облепило его щёки. На удивление, гладкие и тщательно выбритые.
— Никак не могу выбрать, — призналась я, довольная тем, что больше не одна. — Оказалось, что я мечтаю слишком о многом.
О том, что под Красной Луной принято загадывать желания, я узнала совсем недавно. В середине лета, когда мне только минуло восемнадцать, на нашем краю земли выдалась удивительная ночь с крупной, хоть и обыкновенно белой луной. Тогда мне удалось впервые взорвать настоящий фонтан из комьев свежей почвы с помощью магии Ревда, и я без сил валялась в летней траве, щурясь от непривычно яркого лунного света.
Плато на вулкане вызывало неприятные воспоминания, но мой ментор настоял, чтобы мы туда вернулись и продолжили тренировки. То же место он выбрал не из сентиментальности, просто на Сомнидракотуле пока не встречались икша, и там нам совсем никто не мог помешать. Когда же я, лёжа под освещённым ночным небом, уже начала предаваться грусти и печали, Джер улёгся рядом и рассказал мне о прошлом Квертинде. О том, что раньше первый день года не был днём памяти, а, скорее, днём беспамятства. До смерти Мирасполя и Лауны люди предпочитали забывать в эту ночь обо всём плохом — веселились, держались за руки, смеялись, напивались и загадывали желания, которые непременно исполнялись впоследствии. По крайней мере, квертиндцы в это верили — так же, как верили в своих богов.
