– Докажу, – прорычала, затаив в бездонных демонских зрачках яростные огни. – У меня, вообще, пояс!
– Пояс?
– Пояс. Целомудренный. Последней модели.
– Да ну? – брови Ныряльщика медленно поползли наверх, а в глазах застыло такое неподдельное восхищение, что девушке стало не по себе. – Покажи.
– С ума сошли? О каком непотребстве просите!
– Да ладно тебе, покажи. Никогда подобных штук вживую не видал, – заговорщицким шепотом потребовал Чет, и рука его, горячая и жесткая, легка на остренькую девичью коленку. – Жалко тебе что ли? Я же только взгляну и все, обещаю…
«Дать по руке! А лучшее сразу по роже!» – мысленно порекомендовала себе Змейка, и снова пренебрегла собственным советом. Подлое тело! Вредное тело! Опять внутреннему демону с потрохами продалось. И мужская рука на коленке уже не непозволительная постыдность, а эдакая сладкая благодать, от которой мурашки рассыпаются по коже. И очень хочется, чтобы рука эта поползла по бедру вверх… Ах, что за мысли? Какое бесстыдство! Какой разврат. Гнать его из головы, гнать скорее!
Как не соблазнялось, не распалялось демонское подлое естество, здравый смысл все же пересилил. Змейка рванулась из сладких объятий, спрыгнула с кровати, угодив при этом ногой в тарелку-пепельницу, где тлела недокуренная сигарета, и бодро ринулась к спасительному балкону.
– Эй, куда же ты? – с плохо наигранным удивлением бросил ей вслед Чет, которого просто распирало от смеха.
Змейка ничего не ответила. Быстро переметнулась через перила и с ловкостью лесной куницы в несколько прыжков покинула дом Пинки-Роуз.
Чет задумчиво проводил ее взглядом. Занятная девочка! Корчит из себя искусительницу, а сама дитя дитем. Интересно, чего добивается? Сама хоть знает? Или импровизирует? Папаша-демон будет в ярости! Наверняка уже взбесился, да вот только в дом без приглашения войти не может. И поделом ему.
Довольный собой, Чет ухмыльнулся, поднял с пола полурастоптанную, но все еще чадящую сигарету, сунул под губу и откинулся на кровать, пристроив под голову руки. Первый нескучный вечер в Ланьей Тиши! И ни каких проповедей. Давно бы так!
А на рассвете она вернулась. То ли из вредности, то ли из любопытства. Как верно предположил Чет, Змейка сама не могла объяснить собственных порывов и поступков. А если и могла, то все той же извечной фразой: «Демона вина! Против демонской природы не попрешь!»
Она уговорила сердобольную Белку не ходить к Ныряльщику с утра. Дескать, теперь ее – Змейкина – очередь. В другой раз Белка бы удивилась и, возможно, даже что-нибудь заподозрила. На ее веку подруга никогда не проявляла особого рвения к готовке. В особенности к готовке завтраков (Змейка была не из жаворонков и любила поспать подольше остальных). И уж тем более к приготовлению завтрака не для себя любимой, а для ненавистного Ныряльщика.
