– Куда же ты, любимая? – ласковым голосом поинтересовался Либерти Эй, заставив ее застыть. В тоне его отчетливо прозвучало разочарование. – Мы же только начали?
– Простите! Я приличная девушка, я так сразу не могу! Мы так мало знакомы.
– Ну, я ведь не первый встречный? Я твой единственный, возлюбленный! Ты меня сама выбрала. Ты моя, а я твой. Чего нам ждать?
Медовый голос тек в уши, околдовывал, склеивал такой ошеломительной и многообещающей сладостью, что Белка тут же сомлела в нем и опять поддалась.
– Да… вы правы, наверное…
Ныряльщик оторвался от косяка и осторожно двинулся к ней, протянув раскрытую ладонь.
– Иди сюда. Не пожалеешь!
Тут в ситуацию неожиданно вмешалась кошка. Большая, белая, пушистая, как шар, она появилась из ниоткуда и встала в позу. Зашипела, раззявила грозно зубастую красную пасть. Не пройдешь! Кошка – могущественная хранительница любого дома. Она приходит в него на службу, чтобы оберегать жильцов от нечистой силы. Она властвует над мышами и дает советы домовым. Она поет песни младенцам и насылает на них добрые сны.
Белка протрезвела. В мгновение ока миновала лестницу и скрылась за дверью. Щелкнул засов. Либерти Эй устало взглянул на кошку, погрозил ей пальцем.
– Знаю, что в дом не пустишь, но на двор-то я зашел, – он самоуверенно помахал в воздухе кольцом. – Сила любви тебе не подвластна. Меня теперь ничего не остановит. Завтра еще приду.
Он развернулся и с достоинством зашагал на выход. Кошка сердито хмыкнула, ухмыльнулась в усы и раздраженно хлестнула хвостом.
Белка нервничала. И это мягко сказать!
А когда она нервничала, она либо готовила, либо ела, либо убиралась. Сейчас кусок в горло не лез, поэтому Белка сперва ударилась в уборку, ведь о том, чтобы лечь спать, не шло и речи.
Сперва она перемыла всю посуду. Два раза. Потом, глядя на блистающие фарфоровые тарелки с цветастыми попугаями – неизменное приданое, переходящее от матери к дочери уже несколько поколений в ее семье – вздохнула и взялась за метлу. Подмела весь дом. Переставила с места на место все, что можно было переставить: стулья у колченогого стола, фарфоровые фигурки барашков на деревянной этажерке. Старинное бархатное кресло из дворцового гарнитура (еще одну семейную реликвию) поменяла местами с растущим в кадке болотным папоротником. Папоротник этот неумело замещал собой пальму, в виду отсутствия последней.
Уборка не помогла от слова «совсем». «Что же теперь делать? – недоумевала Белка. – Радоваться или страшиться?» Сердце с уверенностью убеждало радоваться, а здравый смысл настоятельно советовал впадать в панику и орать: «Караул!» Даже понимая всю опасность ситуации, Белка все же невольно выбирала сторону сердца. Пытаясь всячески умалить негативные моменты случившегося, она мечтательно жмурилась, глядя, как за окном прорывается из-за горизонта алая полоска зари.
