— Да ладно тебе! Ты же был с ней счастлив хоть сколько-то?
— Да, и довольно долго. Больше всего я радовался тому, что способен полюбить ещё кого-то после тебя. Мне нравилось баловать её, многое ей прощать. Словно в насмешку, сразу после нашего с тобой развода у меня появились сносные заработки, и я мог позволить себе баловать Ирину. Когда мы вместе приехали в Москву, она некоторое время скрывала, что у неё есть сын.
— И сообщила об этом в день вашей свадьбы?
— Нет, это было бы совсем мило. Мы поженились не сразу. Зимой, через полгода после знакомства. Какое-то время её сын жил у родителей Ирины. Потом он перебрался к нам, когда Ирина поняла, что я уже не брошу её. Наверное, с того дня, как он поселился в моём доме, моя любовь к Ирине стала угасать, только я не сразу заметил это. Этот угрюмый выродок... Сначала я верил, что со временем он ко мне привыкнет, полюбит меня, ведь я хороший. Я был очень внимателен к нему, дарил подарки. Он смотрел на меня волком и воротил нос, будто от меня чем-то воняло. Когда мы с Ириной поженились, ему исполнилось тринадцать лет. Я думал: возраст трудный. Если б ему было семь лет, было бы легче. Теперь я понимаю, что он просто подонок, и не важно, когда б я с ним познакомился. Он искренне полагал, что если его мамаша осчастливила меня, выйдя за меня замуж, то я по гроб жизни обязан обеспечивать его всем, а он может ничего не делать, до двух часов дня спать, до двух часов ночи шляться, приходить домой в подпитии.
— С тринадцати лет?
— Нет, конечно. Но лет с шестнадцати он уже начал выпивать. А попробуй что-нибудь скажи! Ведь я не настоящий отец, а отчим. Отчим всегда не прав, а пасынок всегда несчастненький. Сиротка. И ещё мне долгое время казалось, что Ирина за меня, я не видел, что она не любит меня, верил, что она заодно со мной. Но она была всегда заодно со своим сыном.
— А почему его зовут Иосиф? Что, папаша сталинист?
— Нет, — усмехнулся Владимир Георгиевич. — Бродскист.
— Троцкист?
— Бро! Бродскист. Обожатель Иосифа Бродского. А вообще-то — самодур и алкаш. Всю жизнь носится с Бродским. При советской власти мечтал пострадать за своего кумира. На волне перестройки всё же немного выехал на этом коньке, но очень немного. Бродский хороший поэт, но до чего же омерзительны все его слюнявые обожатели! Теперь Осечка возвратился в лоно своего папаши, вместе с ним ведёт клуб любителей поэзии Бродского, вместе закладывают за воротник, я рад за них. Ирину жалко. Она опять одна-одинёшенька.
