от земли. Но даже если бы он смог ухватиться и подтянуться на ней, то ему все равно пришлось бы спускаться где-то в пределах видимости от того места, где стоял Хед. А следов нигде не было. Канатоходец не смог бы закрепить свою веревку на битом стекле, покрывавшем стену, которая к тому же наверху была не плоской, а угловатой – как крыша дома. Перегнувшись через калитку, Хед убедился в том, что нигде возле дерева не было следов, а также в том, что рядом не находилось ничего такого, что помогло бы передвигаться, не касаясь земли. Нет, следы от дома доходили до калитки и здесь заканчивались. Следы, ведущие к дому, шли со стороны дороги (с того места, где стоял Уэллс) – судя по направлению, пешеход пришел из Вестингборо. И Хед знал: через полмили он потеряет след – молочник и прочие утренние труженики совершенно затоптали их.
Инспектор опустился на колени у последних следов. Он не боялся намочить колени и запачкать одежду. Правый и левый след находились рядом друг с другом – словно человек в башмаках остановился, а затем испарился в пространстве. У следов не было совершенно никакого продолжения, и тот, кто их оставил, никак не мог перепрыгнуть через ворота, оставив двенадцать или четырнадцать футов нетронутого снега (позднее Хед высчитал, что расстояние до ближайшего следа от колеса на дороге составляло четырнадцать футов и шесть дюймов). Но даже в таком случае след от башмака остался бы виден поверх отпечатка колеса; но глядя через калитку, Хед видел, что не было ни такого следа, ни вообще признаков того, что человек в башмаках направился в ту сторону (если не считать того, что он пришел именно оттуда).
По отпечаткам видно – башмаки были тяжелыми, из тех, что носят сельскохозяйственные рабочие, но они были изношены до той степени, что любой уважающий себя человек выбросил бы их. Каблуки были с железными набивками, но половина металла на правой пятке то ли износилась, то ли вовсе отломалась: отпечаток гвоздя, державшего набивку, отчетливо виднелся на снегу, тогда как две трети гвоздей на подошве отсутствовали. Кожа подошвы совершенно износилась в середине и у внешнего края. Башмак должен был пропускать воду, так что даже бродяга вряд ли стал бы надевать его в такой день, как этот.
Левый башмак был немного лучше. Набивка на пятке сохранилась целой, хотя по краям явно истрепалась, а на подошве осталось всего с полдюжины гвоздей. Стоя на коленях, Хед изучил этот отпечаток и пришел к выводу, что подошва этого башмака частично отошла и, вероятно, «просила каши». Это могло объяснять странную походку человека, оставившего следы. А может, причина была в чем-то другом.
