37. Эти последние слова произнес он громко и едва ли не со слезами, так что Дамид, испугавшись, как бы младшие его спутники не впали в ничтожество от филолаевых страхов, обратился к Аполлонию: «Этот трясущийся заяц погубит наших молодцов, заразив их своим унынием». — «Напротив, — промолвил Аполлоний, — из многих удач, без просьбы ниспосланных мне богами, вот эта нынешняя удача кажется мне наибольшею, ибо представился счастливый случай проверить молодых людей — твердо избрали они философию или предпочтут заняться чем-нибудь иным». И точно, не слишком рьяные любомудры были изобличены без промедления, ибо под действием Филолаевых речей одни сказали, что заболели, другие — что не захватили в дорогу припасов, третьи — что соскучились по дому, четвертые — что испуганы дурным сном, и, наконец, из тридцати четырех товарищей Аполлония, направляющихся вместе с ним в Рим, осталось восьмеро, а прочие пустились наутек, удирая и от Нерона и от философии.
38. Собрав оставшихся — среди них были спознавшийся с упырем Менипп, Диоскорид-египтянин и Дамид — Аполлоний сказал: «Не стану попрекать отступников, а вот вас более всего хвалю за то, что вы — совсем как я. Я отнюдь не сочту трусом того, кто бежал в страхе перед Нероном, но ежели кто оказался выше этого страха, то в таком муже приветствую я философа и научу его всему, что сам знаю. По-моему, для начала надо помолиться богам, от коих пришло на ум тем уйти, а вам остаться, а после должны мы взять себе вожатыми богов, ибо помимо богов полагаться нам не на что. Путь наш лежит в город, начальствующий над большею частью вселенной, — как же идти туда без водительства богов? Притом в городе этом установлено жестокое и беззаконное тиранство, не дозволяющее быть мудрым. Пусть никто из вас не думает, будто глупо стремиться туда, откуда многие философы бегут! Во-первых, я не полагаю ничто человеческое столь страшным, чтобы хоть на миг испугать мудреца, а во-вторых, я не побуждал бы вас упражняться в храбрости, будь эта храбрость безопасной. Ходив по земле больше, чем кто-либо из людей, я вдоволь насмотрелся и на аравийских зверей и на индийских, а вот такого зверя, который зовется в народе тираном, я не видал и не знаю, много ли у него голов и кривые ли когти, и острые ли зубы. Впрочем, говорят, зверь этот общественный[177] и обитает в самом сердце городов, а, стало быть, он куда как злее зверей лесных и горных: львов и барсов порой все же ласкою приручают и нрав их меняют, а этого если погладить, он только пуще ярится и, становясь злее прежнего, грызет всех подряд. Скажут ли о каком из зверей, что он сожрал родную мать? А вот Нерону и этот корм сгодился! То же свершили Орест и Алкмеон, однако им в оправдание были отцы
