, а второе от материнского прозвания — и, наконец, отправились на верблюдах в край нагих мудрецов.
и о Филиске, как постигнул Аполлоний судьбу его(5)
5. По дороге встретился им человек, одетый на мемфисский лад, однако глядевший скорее бродягой, чем путником. Товарищи Дамида стали спрашивать встречного, кто он таков и почему странствует, но Тимасион им сказал: «Лучше спрашивайте не его, а меня — он вам нипочем не расскажет о своей беде, ибо стыдится приключившегося с ним несчастья, а я человека этого знаю, жалею и все вам о нем поведаю. Он по нечаянности убил кого-то в Мемфисе, а мемфисские законы велят тому, кто изгнан за нечаянное убийство, — за это положено изгнание, — пребывать у Нагих, пока не очистится от преступления, и домой воротиться чистым, да прежде еще посетить могилу убитого и заклать там какую-нибудь мелочь. А пока не попал еще изгнанник к Нагим, надобно ему бродить по этому краю, покуда не сжалятся над ним мудрецы, точно как над просителем». Тогда Аполлоний спросил Тимасиона, какого мнения мудрецы об этом вот изгнаннике. «Не знаю, — отвечал юноша, — но только бродит он тут просителем уже седьмой месяц, а разрешения не сподобился».
На это Аполлоний промолвил: «Не назовешь мудрецами мужей, отказывающих человеку в очищении и не ведающих, что убитый им Филиск возводил род свой к египтянину Фаму, опустошившему некогда страну Нагих». Удивленный Тимасион воскликнул: «О чем это ты?» — «О том, что и вправду было, дитя мое! — отвечал Аполлоний. — Поистине, упомянутый Фам злоумышлял некогда против жителей Мемфиса, а Нагие разоблачили и окоротили его, и тогда он, обозленный неудачей, разорил обитель мудрецов, ибо разбойно угнетал все земли близ Мемфиса. Я вижу, что Филиск, убитый этим вот человеком, был потомком Фама в тринадцатом колене и, без сомнения, заслужил проклятье тех, чью страну во время оно опустошил Фам. Неужто мудро поступают Нагие, отказывая в очищении человеку, который ради них же и постарался? Хотя бы и умышленно совершил он убийство, его увенчать за это пристало, а он к тому же сделался убийцей по нечаянности!»
Тут юноша в ошеломлении спросил: «Кто ты, чужеземец?» «Я тот, кого ты узнаешь у Нагих, — отвечал Аполлоний, — а сейчас, поелику завет мой не дозволяет мне говорить с оскверненным кровью, вели ему, дитя мое, бодриться, ибо он будет очищен без промедлений, ежели придет в пристанище мое». И когда человек этот явился, Аполлоний совершил над ним очищение по уставу Пифагора и Эмпедокла
