17. Чем же объяснить природу подобных гор? А вот чем. Если земля содержит смесь смолы и серы, то дышит она сама по себе, но пламени не извергает, а если окажутся в земле полости с проникшими в них парами, то вздымается оттуда вроде как сторожевой огонь. Затем, набравши силу, пламя, точь-в-точь как вода, струится с гор и стекает в долину: и так огненная лава достигает моря, образуя устья, подобные устьям рек. Стало быть и здесь существует нечто вроде омываемой пламенем суши праведников[204], однако же будем помнить, что для благочестивых вся земля — надежная обитель и что море удобопроходимо не только для моряков, но и для пловцов». Вот так всегда завершал Аполлоний свою речь приличествующим наставлением.
18. Проведя на Сицилии в ученых беседах столько времени, на сколько хватило его усердия, он в пору восхождения Арктура[205] отправился в Элладу и, после беспечального плавания, достиг Левкады, где сказал: «Сойдем с этого корабля — плыть на нем в Ахайю не стоит», — и никто кроме близких знакомцев внимания на эти слова не обратил. Итак Аполлоний вместе с теми, кто желал разделить с ним плавание, добрался до Лехейской гавани на левкадском корабле, а сиракузское судно потонуло, едва выйдя в Крисейский залив.
и что поведал ему Деметрий о Мусонии(19)
19. В Афинах Аполлоний был посвящен в таинства тем самым жрецом, о коем предсказывал он предыдущему иерофанту; встретился он и с Деметрием-философом, ибо после происшествия с Нероновой баней и после речей своих об этой бане Деметрий имел смелость жить в Афинах, не покидая Элладу даже в ту пору, когда Нерон бесстыдничал на ристаниях. Деметрий рассказал, как на Истме повстречал среди землекопов Мусония в кандалах и обратился к нему с подобающим утешением, а тот-де стиснул свою кирку, воткнул ее с размаху в землю и, вскинувшись, отвечал: «Уж не огорчил ли я тебя, Деметрий, тем, что рою землю на благо Эллады? Ну, а когда бы ты увидел меня поющим под кифару вослед Нерону — каковы были бы твои чувствования?» Впрочем, о многих еще более достославных речах Мусония я умолчу, дабы не показалось, будто я своевольничаю с мимолетными словами.
и как проучил Аполлоний нечестивого корабельщика(20)
20. Побывав зимой во всех эллинских святилищах, Аполлоний по весне направился в Египет, успевши перед тем и укорить, и наставить эллинские города и у многих из них стяжавши хвалу, ибо не отвергал он и похвалы за полезное дело. Итак, он явился в Пирей, где на якоре стоял корабль уже под парусами и готовый отплыть в Ионию, однако корабельщик никого с собою брать не хотел, потому что везет-де собственный груз. «Какой же у тебя груз?» — спросил Аполлоний. «Я везу в Ионию кумиры богов, — отвечал корабельщик, — сработанные или из камня и золота, или из слоновой кости и опять же золота». — «Посвятить хочешь или как?» — «Продам тому, кто хочет посвятить». — «Стало быть, ты боишься, милейший, как бы мы, оказавшись на корабле, не украли эти изваяния?» — «Этого я не боюсь, но если придется им делить плавание с толпой, грязнясь от соприкосновения с обычным морским непотребством — вот это, по-моему, ужасно». «А ведь те корабли, которые — ты ведь, добрейший, афинянин, верно? — снарядили вы некогда против варваров, точно так же были полны морского беспорядка, а боги, тем не менее, делили с вами плаванье, не опасаясь об вас испачкаться! А ты в невежестве своем гонишь с корабля ревнителей мудрости, особо взысканных божественною милостью — и это после того, как сам собрался везти богов на продажу? Древние ваятели такого не делали и богами в разнос не торговали, но вывозили лишь собственные руки да резцы для камня и слоновой кости, а затем, получив для работы белый товар, занимались ремеслом своим прямо в храмах. А ты — страшно сказать! — тащишь богов в гавань и на рынок, словно пленных гирканов и скифов, и не помышляешь о совершаемом нечестии! Находятся лоботрясы, которые вешают на шею образок Деметры или Диониса и твердят, будто кормятся от богов, коих носят при себе, — но ты-то поедаешь самих богов и не давишься. Хотя ты своей торговли и не боишься, она ужасна, я бы даже сказал — безумна!» Итак, разбранив корабельщика, Аполлоний перешел на другое судно.
