в Антиохии благочестие направлял и слог свой премудростью изощрял(16—17)
16. Когда завершился срок молчания, Аполлоний пришел в великую Антиохию и там явился в храм Аполлона Дафнийского, к коему ассирияне относят аркадское предание, утверждая, будто именно здесь преобразилась в дерево Дафна, дочь Ладона[17]. Действительно, в тех краях протекает речка Ладон и почитается священный лавр, некогда бывший девой. Храм окружен кипарисами необычной высоты, а местность изобилует полноводными и тихими родниками, в коих, говорят, омывался сам Аполлон. Там же, по рассказам, вознесся из земли росток дерева, прозванного по Кипарису, ассирийскому юноше[18], — и поистине, красота дерева делает такое превращение достоверным. Пожалуй может показаться, будто из-за подобных сказок мое повествование становится отчасти ребяческим, но я-то передаю их не ради развлечения. Зачем же мне понадобилась сказка? А затем, что Аполлоний, разглядев не только красу храма, но и нерадивое о нем попечение и невежество полуварварского народа, воскликнул: «О Аполлон! обрати этих бессловесных тварей в деревья, чтобы они хоть шелестели вместе с кипарисами!» Затем, заметив, как тихо струятся родники, он добавил: «Всеобщая немота даже у источников отняла голос». Наконец, взглянув на Ладон, он сказал: «Не только дочь твоя преобразилась, но и ты, похоже, из эллина и аркадянина обратился в дикаря». Намереваясь побеседовать, Аполлоний избегал многолюдства и сутолоки, говоря, что не просто люди нужны ему, но истинные мужи, — поэтому он искал уединенных мест и селиться предпочитал в незапертых храмах.
На восходе солнца совершал он некие священнодействия, смысл коих открывал лишь тем, кто соблюдал молчание не менее четырех лет, а затем — ежели город был эллинский и обряды знакомые — проводил время в кругу жрецов, рассуждая с ними о богах, а то и наставляя, когда замечал уклонение от установленного чина. Ежели обряды были варварские и своеобычные, он старался разузнать, кто и почему установил их, а разузнав чин священнодействия, порою давал совет, мудрым добавлением улучшая уже существующее. Далее шел он к своим споспешникам и приглашал их спрашивать, что пожелают, ибо, по его словам, любомудрствуя по Пифагорову образцу, подобает на рассвете беседовать с богами, днем — о богах, на закате же — с людьми о делах человеческих. Итак, давши ответ на все, хоть и многочисленные, вопросы товарищей и вполне насладившись их обществом, остаток дня он посвящал беседе со всеми прочими — бывало это обыкновенно не прежде полудня, однако еще засветло. Пресытившись беседами, он умащался и растирался, а затем купался в холодной воде, ибо горячие ванны называл старостью человечества — поэтому, когда антиохийские бани были закрыты из-за царившего там разврата, он сказал антиохийцам: «Хоть вы и дурные люди, император продлил вам жизнь»; а когда жители Ефеса едва не побили камнями своего градоначальника, не топившего тамошние бани, он заметил: «Вы вините правителя в том, что паритесь плохо, а я вас — в том, что паритесь».
