Ян
Залетаю во двор, как только открываются ворота, и небрежно паркуюсь чуть ли не посередине. Выскакиваю из машины, бросаю ключи Филипу, начальнику службы охраны, а осматриваюсь нервно.
В саду гул и суета. Уверен, что именно по инициативе Мики людей Шторма не пустили на порог особняка, а оставили на улице. Ёжик оберегает Даниэля от чужих. Ведь малыш слишком много значит для нас обоих. И мы готовы защищать его любыми способами. Вот только мой — дал трещину.
Вглядываюсь в толпу. Пытаюсь понять, что происходит.
Анна дает интервью журналистам, мило улыбается на камеры, отыгрывая свою роль. Вадим беседует с Адамом на крыльце. А где сама Мика?
— Пан Левицкий, мы вас ждем, — подбегает ко мне бойкая корреспондентка Шторма.
Но мне совсем не до пиара сейчас! Пытаюсь привлечь внимание Вадима, но как назло он сейчас далеко и полностью занят дедом. Активно жестикулирует, объясняет ему что-то.
Друг, мать твою, спасай от своих акул! Мне с ёжиком разобраться надо, которая явно иголки уже выпустила.
Операторы тащат видекамеры, окружают меня. Пара мгновений — и я заключен в их плотном кольце.
— Мы зададим пару вопросов о работе и перспективах развития вашей сети компаний, — щебечет журналистка, пока остальные технику настраивают. — И с сестрой вашей, совладельцем бизнеса, можно тоже поговорить? — игриво улыбается и ресничками хлопает.
Пора сворачивать это шапито. Слишком далеко все зашло. И явно повернуло не туда. Открываю рот, чтобы послать всех к черту, но…
— С удовольствием, — звучит за спиной ехидный голосок. Такой искусственный, что я не сразу узнаю, кому он принадлежит.
На плечо ложится маленькая ручка, и тут же пальцы сильно впиваются, будто так и норовят разорвать ткань пиджака. А потом и за меня примутся, терзая на части.
Хрупкое тельце прижимается ко мне. Секунда — и легкий чмок касается моей щеки.
— Привет, братишка, мы заждались, — намеренно громко обращается ко мне Мика.
Закапывает нас обоих. Подтверждает при всех то, что я как раз собираюсь опровергнуть. Даже если для этого придется озвучить темные тайны семьи Левицких.
Мой ёжик дороже и важнее. Но прямо сейчас она от злости совершает глупость.
— Что ты делаешь, Мика? — поворачиваю к ней голову, пока камеры устремляются на нас. — Прекрати.
Но ее лицо расплывается в пластиковой улыбке. И это не предвещает ничего хорошего.
Мика берет меня под локоть, дергает на себя.
— Ненавижу. Тебя, — цедит она сквозь зубы, но при этом продолжает улыбаться.
