Всадник в латах, высокий и худой, поправил упавшие на глаза черные слипшиеся волосы.
— А этот что молчит все, больной что ли? — сказал, резко толкнув Ясмину в плечо.
От неожиданности она пошатнулась, и капюшон слетел с ее головы.
— Да это девица! — воскликнул толстяк. — Тоже подать королю Ромару? — добавил и заливисто расхохотался.
Ясмина быстро покрыла голову и подвинулась ближе к Демидию.
— Чего пугаешься? — ухмыляясь, бросил всадник в латах. — Мы мирные ребята, путешественники. Чего напряглась-то?
— Это Ясмина, — начал Г ратий, и Артемис бросил на него злобный взгляд, в надежде, что тот замолчит, — распорядительница королевы лично выбрала ее на кухню из всех наших девиц. Так что, можно сказать, что и подать, — закончил рыбак и зашелся смехом, подражая толстяку.
Чужаки понимающе осклабились.
— Короли на всех островах одинаковы, — говорил всадник в латах, не отводя долгого взгляда от Ясмины, — всегда берут то, что захотят.
Старик покланялся рыбакам и пожелал всего хорошего. Путешественники пришпорили коней и удалились от телеги. Демидий ударил поводьями и повозка тронулась.
— Здорово ведь я придумал?! — не дождавшись похвалы, спросил Гратий.
— Нужно признать, что хитро, — согласился Артемис.
— Вот только бы на славу не напрашивался, — скрипел Демидий, — а то за хвастовством ума не увидать...
— Смекалку-то проявил, чего не порадоваться?! — возмущался Гратий.
— О, Соленый Бог Воды, — вздохнул в ответ Демидий.
Ясмина, все еще укрытая плащом, еле заметно улыбнулась.
Для ночлега рыбаки выбрали небольшую поляну, на которую с основной тропы уходила протоптанная дорожка. Видимо, колесящие между общинами путники не один раз останавливались здесь. Демидий и Гратий, собрав хворост для костра, развели огонь. Ясмина оборвала с кустов крупные ягоды малины и брусники. Артемис распряг лошадей и сводил их напиться к ручью.
Остров окутала ночь, на небе сияла яркая высокая луна. Ясмина смотрела на нее, сидя на мягкой, устеленной мешковиной траве и облокотившись на широкий ствол дерева. Она сразу представила уложенную булыжником улицу и дверь в тупике. Ощутила, как влечет к себе ржавая, сломанная ручка. Встряхнув белоснежными волосами, отогнала видение. Мужчины, смягченные теплом и едой, оживленно говорили за ужином. Ясмина жевала сыр и кукурузную лепешку, иногда забрасывая в рот сладкие ягоды.
— Путешественники, тоже мне, — хмыкнул Артемис, — обычные бродяги. Может, даже воры и убийцы. Видели, как бегали их глаза? Все высмотрели, каждый ящичек и узелок.
