К вечеру принесло грозу, и Мурлов, сидя в доме, смотрел, как за окнами тарабанит ливень, звенит снаружи тазами и банками, колотит по торчащему из-под навеса автомобильному багажнику, брызгает в стекла. Молния несколько раз соревновалась с рукотворным электричеством, заливая гостиную мертвенным светом.
То ли под испанский, то ли под итальянский футбол, Мурлов со вкусом поужинал. Картошечка, грудинка, соленый огурчик. Ну и лосось на бутерброд. Куда ж без лосося-то? После удачной охоты Мурлов даже позволил себе хлопнуть сто грамм водки, правда, сразу понял, что зря. Во рту образовался нехороший привкус, а желудок наполнился неприятной тяжестью. Видимо, поэтому и сон, сморивший Валентина, выдался препоганый. Он обнаружил вдруг, что привязан к металлическому столу в боксе. Правая рука была зажата в тисках, голова зафиксирована в струбцине, лампы светили в глаза, а вне поля зрения кто-то лениво копошился, звякая инструментами. Страха не было, но все происходящее воспринималось, будто в горячке, по болезни, сквозь муть в голове.
Перебор инструментов скоро прекратился, и человек подошел к столу.
— Татьяна? — удивился Мурлов.
— Ты должен нам денег, Валя, — сказала, нависая, бывшая жена. — Извини, но, видимо, мы может достать их из тебя только таким путем.
Она помахала перед глазами Мурлова миниатюрной ножовкой.
— Ты — дура? — спросил Мурлов.
— Ой, лежи! — скривилась Татьяна.
Каким-то образом Мурлов смог видеть свой белый живот. Внизу живот был увенчан шапкой курчавых, паховых волос.
— Прости, Валя.
Бывшая жена поднесла ножовку, и зубчатое полотно легко проникло сквозь вздутую кожу. Несколько пилящих движений, и Мурлов обнаружил, что разрез стал шире, а внутри у него все зелено.
— Смотри-ка! — сказала Татьяна.
И вытянула на свет тысячную купюру.
— Эй-эй! — крикнул Мурлов.
— Я возьму не больше, чем мне надо, — сказала бывшая жена.
Одну за одной она принялась деловито доставать из Мурлова деньги, которые сами, как тесто из квашни, лезли наружу, завиваясь зелеными кудряшками.
— И мне! — откуда-то возник в боксе сын.
— Чего? — возмутился Мурлов.
Где первое правило? Почему не заперто?
— Мне нужно, чел. Без бабосов жизни нет!
Пальцы сына, отпихнув руку жены, жадно нырнули Мурлову в нутро. Валентин чувствовал, как они неистово загребают в нем купюры.
— О-па!
Сын вытащил целый ворох денежных знаков.
— Куда?
Мурлов попытался поймать сына за руку зубами, но тот оказался шустрей, прыгнул в сторону, растворился в тумане.
