Таня заглянула в кастрюлю, где одиноко желтели кубики картофеля. Пустоват супчик получается. К нему бы, конечно, еще морковки. Перловки. Чесночку зубчик. Курицы грудку. Или говяжьей кости с куском мяса.
Слезы вдруг брызнули ни с того ни с сего. Таня, неслышно, в рукав, всхлипывая, помешивала лук, и ежилась, обнимая себя, будто в кухне внезапно ударил мороз. Ох, Танька, ох, Танька-Танька. Кто-то фуа-гра лопает, а ты, видишь…
Впрочем, бывало и хуже. Было, было, два дня на одной воде сидели.
Ничего-ничего, принялась успокаивать она себя. Я выдержу. Мне деваться некуда. На что способны люди в неблагоприятных обстоятельствах, они и сами не знают. Значит, и я не знаю пока границ своих возможностей. А завтра вообще при деньгах буду. Если даже сто пятьдесят рублей выручим… Тьфу-тьфу. Таня, плюнув через плечо, постучала костяшками пальцев по кромке подоконника.
Лук прожарился. Она скинула его в кастрюлю, и в вода приобрела бледно-золотистый цвет. Худенький пучок щавеля отправился в морозильник. Это будущий салат. Оставшийся щавель Таня, шмыгая носом, порезала крупными частями. Супешник будет — в лучших домах Лондона обзавидуются.
Сволочи.
— Олежек!
— Мы-ы!
— Закругляйся!
— Мыа.
— Ничего не знаю!
Вода в кастрюле закипела. Таня скинула щавель, убавила огонь. В комнате взяла большое полотенце, на скорую руку отерла щеки. Скрывать нечего и не от кого, но мокрое лицо точно никого не красит. И вообще — держимся мы, держимся! Кто думает, что она тут сдохнет вместе с Олежкой, сдохнет раньше.
— Ну, ты готов?
Шагнув в ванную, Таня распахнула полотенце, прижала его подбородком.
— Мыы, — сказал Олежек.
Он старательно держал голову над водой.
— Я знаю, что остыла, — сказала ему Таня, — но на сегодня, думаю, хватит. А ты как думаешь?
— Мыу, — ответил Олежек.
— Тогда давай выбираться.
Таня поймала Олежку за плечо, потянула вверх, перехватывая худое тело под ребра, другой рукой отстегнула ремешок. Полотенце послужило прокладкой между одеждой и мокрым купальщиком. Еще чуть-чуть вверх.
— Мы.
— Ах, черт! Прости.
Держа Олежку на весу, прогибаясь под ним, Таня высвободила его руку из петли. Дальше на очереди были ноги. Удивляясь, откуда они такой длины, Таня отступила от ванны, вытягивая их за собой через бортик. Пятка поехала на мокром. Воздух со свистом прошел сквозь губы. Тише, тише, придержите коней. Так вот грохнуться, разбить себе голову, и все — два трупа, принимайте.
Вода капала частой капелью.
Таня нащупала бедром скамейку. Полотенце завернуть. Выдохнуть. Ткнуться лбом, останавливая опасное скольжение. Олежек помогал левой рукой как мог. Мокрый, жалкий, он смотрел в нее светлыми, извиняющимися глазами.
