Этот момент как раз и позволяет нам определение лакановского регистра Воображаемого уточнить, чтобы не путать его с дежурной работой воображения, поскольку нет сомнений, что для своих школьных увлечений субъекту требуется непрестанное усилие воображения в общепсихическом смысле этого слова. Но при этом ничего в этом неуемном познании не подготавливает его к той иллюзии могущества (puissance), на которое при помощи знания субъект пытается претендовать впоследствии, соблазненный мощью некоторого «общезначимого знания». Другими словами, субъект в латентной стадии не является философом.
В то же время в этот период он исподволь подготавливается к убежденности совсем другого типа, которое для университета чрезвычайно характерно, а именно убежденности в том, что знание может быть призвано восполнить нехватку, что оно, другими словами, должно исцелять общественную немощь, препятствующую движению субъекта к своему удовлетворению. Знание в этом смысле выступает средством спасения, и Лакана буквально интересует вопрос, как могло возникнуть подобное обращение со знанием и почему оно выступает таким образом в роли затычки, соски-пустышки.
В этом отношении Лакану удается шагнуть дальше, нежели социально-критическим теориям, так или иначе носящим мягкий конспирологический характер. Эти теории, ставшие сегодня общераспространенными, сообщают нам, что движение знания всегда регулируется правящим классом, что оно идеологично и что существует определенная политика воспитания субъекта не только на уровне знания как факта интеллектуального, но и на уровне регуляций потребностей и обязанностей тела – это называется биополитикой.
Лакан с самого начала ставит вопрос в более проницательной форме: вся наблюдаемая нами сегодня регулировка знания до мельчайших подробностей возникнет не раньше, чем у знания появится не просто хозяин – неважно, субъект или класс, – не просто тот, кто наложит на него лапу, а тот, кто им соблазнен изначально.
Это позволяет придать верный поворот тем размышлениям, которые в окололакановской среде адресуются т. н. фигуре якобы знающего. Не секрет, что именно здесь часто происходит сближение психоанализа с типичной марксистской озабоченностью, вследствие чего предполагается, что психоаналитика должно волновать то, что волнует политического критика слева – например, господство современных информационных технологий, оказывающих на субъекта влияние, или неравномерное распределение доступа к культурным данностям. Разумеется, аналитик к этим вопросам не глух, но он априори не может смотреть на связанные с ним вещи как левак – прежде всего потому, что подобная критика предполагает фигуру, облеченную знанием как высшим достоинством. Именно так, в том числе в психоаналитических кругах, недостаточно уловивших мысль Лакана, на нее зачастую и смотрят, заранее выражая неодобрение по поводу ее высокомерия.
