Шел четвертый год войны… | страница 64
Бритиков прижался к стволу развесистого дуба и пристально следил за часовым. Конечно, можно было попятиться и бесшумно обойти вдоль той дороги, по которой Бритиков только что приехал на это поле. Обойти позицию «скрипух» и на том участке попытаться подойти к линии фронта и перебраться через нее. Но это точно можно было бы сделать уже только завтра, с наступлением следующей ночи. А Бритиков должен был быть у своих сегодня…
Неожиданно до слуха его долетел какой-то слабый щелчок, будто треснула ветка. Бритиков мгновенно собрался в комок, насторожился и даже перестал дышать.
Но в лесу все было тихо. И он мало-помалу успокоился. И продолжал обдумывать план дальше. Можно было и не обходить поле, пройти вперед по молодой, но уже на метр вымахавшей ржи. Но для этого непременно надо было снять часового. Он то приближался к Бритикову, то удалялся от него. Надо было подойти к нему шагов на десять и, дождавшись, когда он в очередной раз начнет удаляться, прыгнуть на него сзади и оглушить. И тогда можно будет проскочить поле и снова надежно укрыться в лесу… Но уже в том лесу, за полем, ближе к фронту и своим. «А если б были рядом свои ребята, можно было бы подчистую вымести и весь этот блиндаж. Да, именно так бы и сделали…» — подумал Бритиков и вдруг почувствовал, как на него навалилась какая-то невесть откуда свалившаяся тяжесть. Он рванулся. Но не тут-то было. Его стукнули по голове, свалили, в рот ему сунули какую-то тряпку и потащили. В лесу было еще совсем темно. И.он не мог понять, кто и куда его тащит. Только немного погодя, когда он малость пришел в себя, он понял, что это не немцы. Но кто же, свои? Он задергался, но, получив еще несколько увесистых тумаков, утих. Его волокли все дальше в лес и притащили в овраг. Там, в зарослях бузины и боярышника, решили передохнуть. Да и как могло быть иначе, Бритиков весил без малого центнер. Бритикова положили лицом вниз, но он уже убедился, что тащат его свои ребята. Хотя в овраге было еще темновато, он разглядел и форму на них: обычная войсковая, в какой и он ходил всю войну. Положение было глупее не придумаешь. И надо было как-то выходить из него. Бритиков застонал. Над ним сразу склонились двое и пригрозили, чтоб он не издавал ни звука. Он замолчал, вертел головой и, тараща глаза, давал понять разведчикам, чтобы они ототкнули ему рот. К нему подсел сержант с рыжими, лихо закрученными усами и, коверкая немецкие слова, предупредил: