— Тогда подвезите меня хотя бы до перекрестка, — попросил Бритиков.
— Конечно, конечно, — с готовностью ответил фельдфебель, и захлопнул дверцу кабины.
Бритиков, не ожидая вторичного приглашения, быстро забрался в кузов. Машина сплошь была загружена чемоданами, ящиками, огромными кожаными кофрами, обитыми бронзовыми угольниками.
— Откуда столько добра? — спросил Бритиков.
Розовощекий панцер гренадир, довольный сверх всякой меры тем, что избежал встречи с партизанами, охотно ответил:
— Личные вещи господ офицеров штаба корпуса. А вот эти, — указал он на три шоколадного цвета кофра, — самого генерала фон Вюнненберга. Представляю, что было бы, если бы все это захватили партизаны и генерал остался без портрета своих дочерей и фамильного столового серебра!
— Здесь немудрено остаться и без головы, не то, что без серебра, — мрачно заметил Бритиков. А про себя подумал: «Вюнненберг, штаб корпуса, танкисты… Значит, не дивизию, а корпус нацелили они на наш правый фланг. Мать честная! А Коржиков не знает ничего об этом!»
Его так ошарашила эта новость, что он даже не понял, о чем разглагольствовал розовощекий танкист. И чтобы не показать этого, снова спросил:
— Почему же вас не предупредили, что эта дорога опасна?
— На перекрестке нет никакого поста. И вообще тут нет никакого порядка, — ответил розовощекий и довольным тоном добавил: — Ну, ничего. Господин генерал умеет наводить порядки.
— Очень кстати, — кивнул Бритиков и покосился на фляжку розовощекого. — Дай глоток.
— С удовольствием. Кофе эрзац, на сахарине, но зато совсем свежий, — услужливо протянул фляжку розовощекий.
Бритиков взболтал содержимое, приложился к горлышку и уже не отрывался от него до тех пор, пока фляжка не опустела. Потом он попросил закурить и так же стремительно, одну за другой выкурил две отвратительного привкуса сигареты. Розовощекий с сочувствием смотрел на Бритикова, ругал партизан и уверял его, что теперь, очень скоро, все изменится к лучшему. Бритикову очень хотелось съездить ему по челюсти. Но сделать это он, естественно, в данной обстановке не мог и думал сейчас о том, что капитана Спирина, очевидно, уже переправили через озеро, что над лесом уже сгущаются сумерки и что ночь — верная помощница разведчиков — непременно должна помочь им и на этот раз. Думал о том, что теперь и он сам никак не может не вернуться к своим. Потому что собрал такие важные сведения, которые, кроме него, не известны никому. И от того, сумеет ли он передать их своим, возможно, будет зависеть исход очень серьезной операции. Бритиков воевал с первых дней войны и отлично знал, что значит неожиданно ввести в сражение на фланге, на котором этого никто не ждет, свежий танковый корпус. Мысли были короткие, быстрые, как молнии. Они высвечивались и гасли; чтобы уступить место новым. Но чем дальше увозил его загруженный офицерским и генеральским барахлом «бюссинг» от карателей, тем настойчивей сверлила его мозг мысль: а что же дальше делать? Он не знал или, вернее, знал очень приблизительно, где он находится и куда его везут. Но совсем не представлял, как из этих мест выбираться к фронту. «Карта нужна! Карта! — решил он наконец. — Но где ее взять?» Однако ему повезло и на сей раз.
