Чуть дыша, оборачиваюсь назад. А в траве - как лента стальная переливается... Змея!
Ну, и скакнул же я! Жаль, без планки, а то бы Брумеля победил! Отбежал порядочно. И тут уж другие мысли потекли: вдруг змея ядовитая? А Гэля не видит... И вся картина уже представилась: потянулась девчушка на шорох, а змея как ужалит, и никого нет вокруг... Я еще больше стал себя ругать. Ведь это она от скуки одна убежала. Привыкла со мной бродить, а тут я пропал и пропал. И сиди вдвоем с Базиликом на крылечке... Сама с тоски замяучишь!
Я опять зашагал. А где и ползком, где карабкался, за деревья цеплялся. Ветки раздвигал. Нет! И опять поворот в мыслях: может, вышла она за ворота да и побрела себе по деревне... А сейчас, конечно, милиция ее уже разыскала, и теперь у них одно беспокойство осталось: куда же этого Сережку унесло?
Совсем я растерялся. Стою чурбан чурбаном. То ли дальше искать, то ли вернуться. И вдруг впереди, в бузиннике, словно цвет розоватый мелькнул. Смотрю и не соображу: бузина-то белым цветет...
Потом сообразил. Сарафан ее, розовый... Бросился.
Сидит. Комочком сидит, как обезьянка маленькая. Руками голову обхватила. Я ей - тихо, тихо:
- Гэля! Гэлечка!
Она вздрогнула и еще больше сжалась. Потом хрипло так отозвалась, головы не подымая:
- Се-ре-жа! Иди сюда, Сережа!
Сел я рядом с ней, прямо на траву. И чего-то так испугался, не знаю, чего. Затрясся весь, будто замерз.
- Ты зачем тут сидишь? Мама ищет, дядя Костя... Она шепчет:
- Не знаю... Что это... Не знаю! И как заревет!
Я ее даже по голове погладил. Уж так жалостно плачет. Уговариваю:
- Ты погоди, расскажи все по порядку... Случилось что? Обидели тебя?
Она головой замотала:
- Нет! Сама! Помнишь, духи мы пролили? "Серебряный лист"? Дядя не догадался. Думал - высохли. А у меня с тех пор глаза болели. Я их кулаками терла. И сердце так сильно билось, как будто температура. А я не говорила никому...
И замолчала - слезами захлебнулась. Я опять ее - по голове:
- Ну, ну, дурашка, чего?
- Сегодня... Убежала... Птица пищит, я за ней. И сюда забралась. Веткой... Веткой сбило очки. И все по-другому стало. Ушло - далеко, далеко. Я не знаю... Я идти не могу - земли как будто нету!
Страх меня заледенил всего. Зуб на зуб не попадает. И как сумел все-таки - руки ее осторожно приподнял, голову откинул. Она вся зажмуренная, и слезы, слезы по лицу...
- Посмотри! - кричу. - Не бойся! Глаза открой! Шире!
Она чуть разлепила ресницы. Я уж и сам - чуть не в слезы:
