Глеб сидел, склонив голову, по-видимому тоже погруженный в воспоминания. Он явно был удручен неожиданным открытием и тянул время, не решаясь заговорить. Зуд на руке все еще беспокоил его, и я замечала, как иногда он украдкой ее чесал и тут же прятал следы ожога под длинным рукавом своей рубашки.
Одна лишь Инна не выглядела обеспокоенной. Для нее эта новость была неожиданной и наверняка невероятной, но имела не сильно большое значение. Что поменяется в ее жизни от этой правды? Ничего. Она лишь бросала беспокойные взгляды на мужа и терялась в догадках, как все рассказанное может относиться к нему. И к ней самой.
Наконец Глеб поднял свои серо-голубые глаза на Филиппа и сказал:
— Однажды один из месяцев полюбил человеческую девушку, — он повернулся к жене и мягко коснулся ее щеки. — Она была необыкновенной и очень красивой. Но вовсе не внешность заинтересовала того, а душа — ее доброта и нежность, честность и забота. Та девушка искренне, всем сердцем любила осень. Проводя с ней время, тот месяц чувствовал, как оттаивает его собственное холодное сердце, отгоняя прочь заморозки и преждевременный снег, тем самым делая осень почти бесконечной.
Щеки девушки розовели от слов Глеба. Она смотрела на него так, будто заново узнала. А сам мужчина вдруг отстранился от нее и жестко произнес:
— Тем месяцем был Ноябрь. Он был первым, кто связал свою жизнь с человеком, первым месяцем, чьи дети были людьми, но со способностями к сезонной магии… И теперь я понимаю — то была роковая ошибка. Моя роковая ошибка.
Инна дернулась, как от пощечины. А я неодобрительно нахмурилась.
— Зачем же так категорично?
— А как иначе? Или думаешь, я не умею признавать свои ошибки? Мама, — последнее слово он произнес со злой усмешкой, почти с издевкой, выражая свое отношение к открывшейся вдруг правде.
Я поморщилась. Мне тоже не понравилось это слово.
Ну какая я ему мать? После всего, через что мы прошли, трудно было сказать, кем я ему прихожусь. За последнее время я успела побывать его женой, врагом, сообщницей… А теперь вдруг мать? Нет, это уже слишком…
— Объяснись! — потребовала вдруг Инна. Она с недоверием смотрела на мужа, надеясь, что тот весело улыбнется и скажет, что его слова были шуткой. Но тот угрюмо молчал, и ее глаза постепенно наполнялись слезами. Поняла, видимо, что той человеческой девушкой из прошлого была она сама…
Нас всех затронуло странное проклятье, заставляя бесконечно перерождаться в новых телах, вновь и вновь находить друг друга. Инна и Глеб были тому подтверждением — спустя века они снова женаты. Да и мои воспоминания из снов ясно показывали, что и нас с Филиппом неизменно сводила судьба. Не всегда мы рождались в семьях Осеннего Двора и даже правителями были не всегда, но зато с нами была наша магия, наша суть. Прямо как сейчас.
