— Что?
— Прошу тебя. Я сделаю все, что ты скажешь. Только не кормись здесь от меня.
— Лия…
Я грубо дернула его за лацканы пиджака, прижалась ближе, приподнявшись на цыпочки, не смогла сдержаться и с силой произнесла:
— Обещай мне, Люсьен. То, что произошло прошлой ночью — это что-то особенное, что должно остаться между нами, а не отражаться в гребаном зеркале, чтобы все видели.
При моих словах его лицо смягчилось, пальцы коснулись моей линии волос сбоку головы и скользнули внутрь, замерли, удерживая меня за голову, он прошептал:
— Дорогая…
Я была слишком потрясена увиденным, на лице той женщины экстаз, такой же скорее всего отражался на моем лице прошлой ночью, я даже не обратила внимания на его тон, на впервые ласковое обращение, которое он использовал прошлой ночью и этим утром, которое, как мне казалось, независимо от исхода обоих событий, было до боли сладким.
Это было слишком унизительно. Если бы он проделывал это со мной среди этих подушек в этой комнате для кормления.
— Пожалуйста, — умоляла я отчаянным шепотом.
— Я не буду от тебя здесь кормиться, — пробормотал он, от его согласия я испытала настолько великое облегчение, что рухнула на него. Руки крепко обхватили его за талию, и я прижалась щекой к его груди.
Он снова наклонился, от его дыхания зашевелились волосы у меня на макушке, когда сказал:
— Ты хочешь, уйти отсюда?
Я кивнула, щека скользнула по его груди, его рука, все еще в моих волосах, успокаивающе напряглась, а затем соскользнула.
Он взял меня за руку, и мы пошли на выход по длинному коридору, оставив эту сцену позади, быстро пробираясь обратно к клубу.
Мое сердце бешено колотилось. Вдруг я почувствовала панику. На самом деле сердце билось так быстро и так сильно, мне показалось, что я его слышу.
Потом я поняла, что натворила, и меня охватила новая паника.
Паника была такой сильной, что я дернула его за руку, резко остановившись.
Люсьен остановился рядом и оглянулся на меня.
— Лия…
Я снова перебила его, сказав:
— Я не хочу, чтобы ты думал, будто я жеманная женщина.
Он не ответил. Просто пялился на меня.
Я продолжила, делая шаг ближе, запрокинув голову, глядя ему в глаза.
— Это было прекрасно. Такие вещи всегда будут существовать. Но они также слишком обнаженные. Можно сказать, грубые. На публику. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел меня в таком состоянии.
— Лия… — начал он, но я продолжала говорить.
— Это личное, я нормально отношусь, если они, — я оглянулась, махнув рукой в ту сторону коридора, откуда мы ушли, для большей выразительности, прежде чем повернуться к нему, — хотят отдавать и делиться и… что угодно… но, если вы делаете это перед другими, вы отдаете эту вещь, она становится не только вашей. А я твоя, ты сам так сказал, и я не хочу, чтобы кто-то другой обладал мной, даже маленькой частичкой меня, никто не должен, только ты.
