Неудивительно, что Эдвина, которая считала своих девочек хорошими девочками, не хотела, чтобы ее девочки приходили сюда.
Я не могла поверить, что Люсьен привел меня.
Не то чтобы у меня были какие-то проблемы с такого рода вещами, просто это была не моя сцена.
У меня на кончике языка вертелся вопрос, может это тоже часть моего наказания, но он отпустил мой локоть, схватил меня за руку и повел вперед, пробираясь сквозь тела.
Его хватка была уверенной и сильной, пока он тащил меня.
Я замечала, как люди поворачивались к нему, кивали в знак приветствия. Некоторые безмолвно приветствовали одними губами.
Я также заметила тех, кто изучающе рассматривал меня, бесстрастные лица, сканирующие глаза, слишком искушенные, чтобы быть откровенными, но все же выдающие свое любопытство.
Люсьен остановился у бара, потащил сквозь последнюю толпу. На крошечном пятачке свободного пространства он согнул руку, развернув меня так, чтобы моя спина прижалась к его груди, другой рукой крепко обнял меня за талию, все еще держа меня за руку, он не отпускал.
— Что ты будешь пить, зверушка? — спросил он, наклонившись к моему уху, это взбесило меня, его глубокий голос, звучащий на моей коже, заставил меня вздрогнуть.
Я повернула голову, он приподнял свою, чтобы дать мне возможность двигать головой.
Я встала на цыпочки, потянулась к его уху, ответила:
— Что ты хочешь, чтобы я выпила?
Рефлекторно его рука крепче сжала мою талию, он вскинул голову и его глаза осмотрели мое лицо в красном свете.
Затем он отвел взгляд, явно рассерженный, и дернул подбородком в сторону бармена.
Именно тогда я решила, возможно, я немного перегнула палку.
Он снова посмотрел на меня сверху вниз, приблизив свое лицо, его лоб коснулся моего, его рот был на расстоянии вдоха.
— Ты мне больше всего нравишься пьяной от водки, — заявил он. Его слова вызвали воспоминание, от которого у меня скрутило живот, не от тошноты, а потому что это было болезненным воспоминанием.
Я не знала, что нашло на меня прошлой ночью.
Это не совсем было правдой, то что я делала.
Я напилась, и мои границы исчезли.
Говорят же, что у пьяного на языке, то у трезвого на уме, это дало мне еще один повод провести день в беспокойстве и злясь на себя. И прошлой ночью, в первый раз, я наслаждалась своим временем с ним перед кормлением, не говоря уже о самом кормлении, которое было, этого отрицать невозможно, невероятным.
К тому времени, как выпила свой последний мартини, я внимательно слушала Эдвину и Стефани, которые рассказывали о Люсьене, какой он великий человек, какой щедрый со своими наложницами до и после соглашения. Понятно, что он не только заботился о них, а периодически виделся с большинством из них, даже с теми, кто сейчас был уже в возрасте, немощные. И в этот момент доказательства его колоссальной щедрости были разбросаны вокруг по гостиной — одежда, сам дом и даже экономка.
