Ляг, отдохни, и послушай, что я скажу:
Я терпел, но сегодня я ухожу.
Я сказал: «Успокойся, и рот закрой!»,
Вот и всё, до свидания, чёрт с тобой!
Я на тебе, как на войне,
А на войне, как на тебе,
Но я устал, окончен бой,
Беру вино, иду домой.
Окончен бой, зачах огонь,
И не осталось ничего,
А мы живём, а нам с тобою
Повезл-о-о на-а-азло-о-о-о!
Приглушенное эхо последних слов замерло в зале и по ушам ударила абсолютная тишина.
Я огорченно сник, глядя в бесцветные лица окружающих. Не понравилось? Первым очнулся стоявший за мастером Шадо паренек.
— Это потрясающе! — он с воодушевлением захлопал в ладоши.
Его тут же поддержали все остальные.
— Молодец!
— Круто!
— Это нечто!
— Это ты сам придумал? Не ожидал, не ожидал…
В мои уши полился столь бурный поток похвал и лестных слов, что у меня в зобу дыханье сперло. Гордо выпятив грудь, я чистосердечно признался:
— Да, сам. Все сам. Слова, музыка. Все мое.
— А что-нибудь еще у вас есть? — с горящим взором ко мне подошел один из незнакомых парней.
— Конечно! — стараясь не обращать внимание на укоризненный взгляд америкоса, важно покачал я головой. — Я вырос в глухой местности на окраинах Вольных баронств. Долгими вечерами втайне от всех творил песни. На самодельном инструменте, который мне сделал давно ушедший к предкам плотник, в тесной компании коров, свиней и моего друга, Содера. И не побоюсь сказать, что все они по достоинству оценили мой талант!
— Это ты сейчас меня так тонко со свиньей сравнил? — возмутился Содер. — Вконец обнаглел?
— Не преувеличивай, Содер. Лучше порадуйся, что у твоего друга такой редкий талант есть, — одернул его Хромой.
Содер на это только поморщился. Проворчал:
— Ага. Прямо-таки талантище. И поэт, и чтец, и на дуде игрец…
Однако его недовольство потерялось в волне всеобщего восхищения.
— Гарет, — взял слово мастер Шадо, когда восторги присутствующих слегка стихли. — Ты меня просил привести молодых, перспективных музыкантов, которые могут освоить новые музыкальные веяния. Признаюсь, я отнесся к твоим словам с некоторым скепсисом. В музыке, знаете ли, тяжело придумать что-то принципиально новое, — его слова практически один в один повторяли слова Аткусона по поводу моды, — но теперь я вижу, что кое-что новое сотворить все-таки можно. Никогда бы не подумал, что с помощью такого необычного инструмента, — указал он на гитару, — можно сыграть достойную песню! Можно ли тебя попросить спеть что-нибудь еще?
— Можно, — легко согласился я, бережно положив гитару на стол, — но не сейчас. Музыканты, говорите?
