— А ты не торопись ехать туда.
— То есть как? Как же я могу не торопиться? Завтра последний день совещания, а четвертого числа я хочу выехать.
— Сегодня мы с тобой пойдем встречать Ленина, — сказал Василий.
— Как?! — От изумления я вскочил со стула.
— Так. Получена телеграмма из Торнео, что сегодня в Белоостров прибудет группа эмигрантов, в их числе Ленин.
— Да что ты говоришь! А позавчера на совещании Ногин огласил письмо Ленина из Швейцарии, в котором Ленин писал о невозможности проехать в Россию. Говорят, будто Исполком Совета получил от Зурабова[8] телеграмму, тоже из-за границы, о том, что Милюков в двух циркулярных телеграммах предписал, чтобы русские консулы не выдавали пропусков эмигрантам, внесенным в особые международно-контрольные списки. Всякие попытки, пишет Зурабов, проехать через Англию и Францию остаются безрезультатными. Французская пресса требует, чтобы не пропускали никого, кто не стоит на точке зрения Плеханова. Как же удалось проехать Ленину?
— Через Германию.
— Что же ты молчал до сих пор?
— А я выжидал подходящий момент.
— Видали? — обратился я к Надежде Николаевне. — Каков ваш муж!
Надежда Николаевна улыбнулась и с любовью взглянула на Василия.
— Вот и посмотрим, — сказал Василий, — что скажет Ленин обо всем, что здесь творится. Останешься?
— Что за вопрос!
Возможность увидеть, а может быть и услышать Ленина, человека, который в течение десяти лет владел моими мыслями, взволновала меня.
— Где же мы с тобой встретимся? — спросил я.
— Приходи в особняк Кшесинской, Знаешь, где? Там наш ЦК и Петербургский комитет.
Василий объяснил, как проехать на Кронверкский проспект, где находился особняк балерины Кшесинской.
— Приходи часов в десять вечера. Поезд должен прибыть в одиннадцать.
— Приду обязательно,
— Ну и прекрасно, — Василий потер руки (жест совсем ему не свойственный). — Меня очень интересует, как Ленин поведет себя в этой сложной обстановке. Что он скажет?
— Интересно, интересно, — вторил я Василию.
Было уже часов семь.
— О! Как пролетело время! — Я стал одеваться.
* * *
Василий пошел проводить меня. Мы направились в сторону Тучкова моста. Был тихий и прозрачный вечер, и хотя по обе стороны улицы высились каменные дома, тем не менее в воздухе чувствовалось приближение весны.
Навстречу нам, мечтая о чем-то и прижимаясь друг к другу, медленно шли юноши и девушки. Это были студенты и, по-видимому, курсистки.
— Революция может перевернуть государство, весь мир, — сказал Василий, — а вот это, — он указал движением головы на парочку, шедшую нам навстречу, — это останется. Никакая революция этого не перевернет и не отменит. Сейчас, можно сказать, решается судьба России, а им хоть бы что — лепечут себе.
