Кухня небольшая, как и вся квартира отличается преобладанием белого, серого и голубого, и отчетливым духом минимализма, видимо излюбленного стиля хозяина. На столике в углу приютилась кофемашина, рядом с ней дверь на большой застекленный балкон. Северский стоит у керамической плиты и опускает на сковороду небольшой кусочек масла.
– Омлет или глазунья?
– Что? – не знаю, что поражает меня больше, – тот факт, что он в принципе готовит, или, что готовит для меня.
– Я спрашиваю, что ты любишь больше, Шелест, омлет или глазунью? Я, конечно, могу приготовить и что-то другое, но, боюсь, ты не дождешься и снова упадешь в обморок.
– Мне всё равно.
– И всё-таки?
– Омлет, – выдыхаю я под его настойчивым взглядом.
– Стулья в моем доме не кусаются, – он не смотрит на меня, но всё же понимает, что я так и не сдвинулась с места, замерев в дверном проходе живой статуей. Удивленная, смущенная, неуверенная в реальности происходящего – я могу долго и болезненно щипать себя за руки, но то, что происходит, – это точно часть событий из программы «необъяснимо, но факт». А еще часть невероятной череды событий, происходящих в моей жизни. Наверное поэтому я просто смиряюсь и сажусь за стол, в ожидании того, как меня покормит этот хмурый и неожиданно заботливый парень.
В скором времени передо мной оказывается большая тарелка с едой и кружка горячего чая. Северский садится напротив и буравит меня взглядом, но даже это не заставляет меня остановиться и не накинуться голодным волком на долгожданную пищу.
– Когда ты в последний раз ела, Шелест?
– Не помню, – честно отвечаю я.
– Если ты гонишься за худобой, то советую завязывать: такие экстремальные методы имеют свойство плохо заканчиваться.
– Я не на диете, если ты об этом, – просто в театре завал, надо еще успевать учиться, а брат уехал, и некому заставить меня закинуть в себя что-то перед тем, как хотя бы на пару часов позволить себе забыться сном.
– Тогда ты просто мазохистка – мало того, что не ешь и не спишь, так еще и больная ходишь на учебу. По-моему это слишком, не находишь?
Он прав, сто раз прав. Слишком большой груз для одной хрупкой девушки, для слабых худых плеч. Но только это позволяет забыть, как мне все-таки больно, позволяет не думать о том, кто не со мной. Но надо смотреть правде в глаза – если я продолжу истязать себя непомерной работой, то просто сломаюсь и рассыплюсь как снежок, растаяв, а потом высохнув на солнце, не оставив после себя ничего, кроме тишины. Иронично и грустно, как для девушки, внутри которой целая вселенная звуков.
