Он почувствовал себя здоровым, бодрым, уверенным в себе. Деятельным. Глянул на часы. Нет и пяти. Столь рано ему не приходилось подниматься с Афгана.
Афган! ну, конечно... Он проснулся ночью от удушья. Тот самый сон... Лежал, придавленный болью в груди. И трезвая, спокойная мысль: ну, вот и все. Год он жил среди смерти, и каждый день мог быть его последним днем, но именно в тот миг он прочувствовал промозглый вкус слова: конец. И все же, мысль, что он умирает, более чем страшна, была нелепа. И несправедлива. На войне не погибнуть, а умереть. Почти что в постели под храп своего батальона.
Он представил, как утром ротный, что явно недолюбливал его, смачно сплюнув, процедит щербатым ртом: " А батальонный-то наш от страха помер", - и страх оказаться в своей смерти смешным был сильнее даже страха смерти.
Он смотрел на чужое небо, где и звезды казались чужими, и вдруг осознал, что видит тучу, черную, грозовую, нелепую по форме, всю в лохмотьях, словно ее только что прошило снарядом. Неужели под утро пойдет дождь? И будет прохлада, свежесть... Но под утро его разбудили минометы, и он напрочь забыл о туче.
Он неприязненно глянул в окно: точно такая же? Но тучи за окном уже не было, лишь крохотный шарик неправильной формы все еще серел на горизонте.
А ведь он видел эту тучу зимой... Он чувствовал себя неплохо, и кардиолог похвалил его кардиограмму, но посоветовал не волновать себя понапрасну и не забывать об отдыхе. И на выходные он уехал на дачу.
Сверкал снег, темнела лунка. Они с соседом выпили под обжигающую уху. Он ощущал себя здоровым, крепким, даже молодым... Готовя постель, включил старенький "Горизонт".
В Вильнюсе вокруг телецентра шли танки.
Буржуйка погасла. Он вновь видел пыльное ущелье, траву, опаленную солнцем и огнем.
Он вновь был сродни котенку, грязному, злобному и беззащитному. Незримый хозяин держал его за шиворот, прикидывая, куда швырнуть: в огонь? в пропасть? в траву? И одно неудержимое желание сжигало все мысли и чувства - выбраться из этого кошмара; и, не глядя ни под ноги, ни по сторонам, он шел напролом: если ты сам себя не спасешь, о тебе не позаботится никто.
Он вертелся на старой скрипучей кровати и готов был держать пари с соседом, с дьяволом, с самим Господом Богом, что, едва лишь забрезжит рассвет, на растерзание толпе будет отдан какой-нибудь капитан, что сейчас, выполняя приказ, ведет солдат, белый от бессилия и злобы.
Во сне его придавила могильная плита. Морозной ночью он лежал на горячем песке и задыхался.
