Священник посмотрел на нас, напрягся, мы были готовы к отпору, затем как-то обмяк.
— Вы позволите мне помолиться?
Я переглянулся с Брюсом.
— Давай, только быстро.
Он кивнул.
— Я быстро.
Убил его Брюс, едва он сказал последнее слово молитвы, выстрелом из десантного бластера разворотил грудь. А я наклонился и заглянул в стекленеющие глаза. Полоса жизни, как она уходит?
Когда мы покидали храм, я понял, что пришла пора уходить из организации и мне. Еще немного, и она меня не отпустит, тогда я рискую закончить, как этот священник.
* * *
Вэньян взял такси, вслед за рыжим, и оба флайера взмыли в вечернее небо.
После четверти часа полета флайер рыжего приземлился в районе Пудун — не слишком респектабельно, но куда лучше райончика Вэньяна.
Стоянка находилась прямо в парке, причем последний больше походил на заросший лес.
Мысленно воздав хвалу, каких вспомнил Богам-демонам, а особенно Циньгуану — богу судьбы и главному судье загробного мира, Вэньян покинул свое такси.
Парк был достаточно безлюден, да еще рыжий, сокращая путь, свернул с центральной аллеи.
Реклама находила потенциальных покупателей и здесь: «Звезды предвещают тебе сегодня неожиданную встречу и реализацию давно вынашиваемых планов. Желаешь узнать больше, заходи на…»
Вэньян про себя ухмыльнулся — звезды на его стороне.
Он подошел к нему сзади, наверно не так бесшумно, как казалось, ибо рыжий начал оборачиваться. Не дожидаясь, когда тот закончит, Вэньян ударил его нижней частью ладони по затылку. Рыжий упал, как подкошенный. Отчего-то Вэньян знал, что его свалит этот удар. Взяв за ноги, он утянул бесчувственное тело в кусты.
Рыжий должен умереть. Решение пришло неожиданно, когда он вчера обдумывал положение на работе. Вэньян ни секунды не колебался, а приняв решение, начал воплощать его в жизнь.
* * *
За время, пока меня не было, Вустер не постарел, да и как робот может постареть, разве что скрипеть при ходьбе стал сильнее.
— Ты стал похож на отца, — сказал он, вместо приветствия. — Знаешь, ведь я учил и его, и твоего деда, и твою… сестру. Однажды, я надеялся стать учителем для твоих детей.
— Как мои деньги? — воспоминание о Марико болью отдалось в сердце.
— На месте, все двести тридцать два миллиона, еще и с процентами, что набежали за эти годы.
— Проценты будут тебе, как и тридцать два, за службу; мне достаточно и двухсот.
— Хорошо, но это все равно твои деньги, если когда-нибудь понадобятся… мне некому их оставить, да собственно, не на что и тратить.
