Мама была права, любовь бывает разная, порой она взрывает душу и разум, сносит голову и кипятит кровь. У такой любви лишь две крайности: либо нечеловеческое счастье, либо нечеловеческая боль. А есть другая любовь, тихая, спокойная, где больше уважения, терпения и терпимости к друг другу, чем оголтелой страсти, она похожа на любовь близких родственников, на привычку, но она есть, стоит только присмотреться.
Спустя много лет – Нет, Катюш, проедь чуть дальше, вот тут. Да, – машина притормозила на грунтовой кладбищенской дороге. – Подожди мам, я сейчас помогу, – дочь заглушила двигатель и помогла мне выбраться из автомобиля, ноги уже плохо слушались, восемьдесят семь лет как-никак. Сжав в руке купленные цветы, осторожно ступая, направилась к знакомой оградке, тут все, как всегда, аккуратно и убрано. Ира с Андреем и девочками, следили за порядком, сколько бы я не приезжала, всегда было чисто. Ира сошлась с Андреем, спустя пару лет после гибели Егора, он и воспитывал девочек, своих племянниц и своего еще родить успели. Я не интересовалась специально, как сложилась их жизнь, но людская молва порой доносила, – дочь остановилась у могилы, всматриваясь в фото Егора, которое я заботливо протерла носовым платком. Я давно ей все рассказала, после смерти Кости, у нее уже были свои дети и она готовилась сама впервые стать бабушкой Она не перестала воспринимать Костю как отца, он воспитал ее, он был с ней с рождения, и он никогда не обидел ее и не обделил ни чем, никогда ни чем не показал, что она не родная ему, ни словом, ни взглядом, всегда наравне с Мишкой, и Семой воспринимал ее как свою. И я всю жизнь была ему за это благодарна. – Вот рядом видишь место, – кивнула на огороженный колышками кусок земли, – вот тут меня похоронишь. – Мам, ты опять начинаешь. Какой похоронишь? Тебе еще жить и жить, скоро правнучка родится еще одна родиться. Ну, ты чего? – Я давно это место выкупила, много лет назад. Пожить с ним не дали, дайте хоть после смерти рядом полежать, – положила цветы на могильную плиту, – все пошли к Косте еще заглянем, да домой меня отвезешь, тяжело мне сегодня, сердце давит. – Я говорила, дома сегодня надо было остаться, потом бы съездили. – Мне тебе место показать надо было, – поднялась, опираясь на протянутую руку дочери. – Ты прости меня дочь. За все прости, – произнесла, когда она остановила машину у моего дома. – Мам, ну ты чего? За что? – За все, мало ли может обижена на меня за что, – поцеловала дочь и промокнув заслезившиеся глаза платком, открыла дверь машины. Катюшка помогла мне справиться со ступеньками и войти в дом. – Мам, Мишка вечером заедет. – Хорошо. – Может ко мне все-таки переберешься? Тяжело же уже одной. – Все хорошо, не переживай. Поезжай уже. Я отдыхать лягу, – Катя обняла меня и напомнив, чтобы я не убирала далеко телефон от себя, вышла из дома. Евгения Маратовна Баталова умерла в тот же день во сне, прижимая к груди потрепанную фотографию с изображением любимого мужчины. Ей было 87 лет.
