Остаток рабочего дня как в тумане, что-то делаю, но абсолютно механически, не запоминая, не задерживая внимания. Ровно в семь выхожу из кабинета, вызывая такси. На улице снова льет дождь теперь еще сильнее, чем утром, небо настолько хмурое, что кажется, словно уже глубокий вечер. Стою под козырьком, у входа в здание, подрагивая от холодных порывов ветра, тонкий тренч, что набросила с утра, совершенно не спасает. Я не знаю, чего мне хочется сейчас больше: просто убраться отсюда подальше, либо оказаться дома, поэтому нервно кручу в руках телефон, каждые пять секунд проверяя в приложении, не назначена ли машина. Вздрагиваю, когда входная дверь открывается, уже по шуму шагов понимая, кто это может быть, он останавливается рядом, молча подкуривая сигарету, и выпустив в сторону дым, нажимает кнопку на иммобилайзере, Лексус тут же отзывается мягким рычанием двигателя на парковке. Мне хочется бежать, по-глупому и истеричному сорваться с места, и это желание настолько сильное, как и желание остаться, что бы вот так молча стоять рядом, поэтому я, так и остаюсь на месте. Снова проверяю телефон, с зависшей на экране плашкой «Идет поиск машины. Пожалуйста, подождите» бью пальцами по экрану, отменяя заказ, пытаясь оформить новый, но то ли из-за холода, то ли из-за нервозности пару раз ошибаюсь, нажимаю не туда, выхожу и снова по новой, пытаясь это сделать быстро, в итоге телефон зависает уже по-настоящему, отказываясь вообще реагировать и выполнять какие-то действия. Его сигарета летит в урну, а рука ложится на мое запястье, обжигая своим теплом, он забирает телефон, зажимая на нем кнопку и трубка, мигнув экраном, покорно выключилась. – Пошли. Замерзла вся, – отрицательно веду головой, но он, скользнув пальцами по запястью сжимает мою ладонь и делает шаг к машине, заставляя меня двинуться с места. В машине тепло, но дрожь продолжает бить тело, отчетливо давая понять, что это не от холода и сырости, это нервы, мне надо успокоиться. Что я и пытаюсь отчаянно сделать. Только выходит из рук вон плохо.... Я не смотрю в его сторону, отведя взгляд, в окно, вглядываясь и не видя ничего перед собой, потому что мысли совершенно не о происходящем снаружи. Машина останавливается на светофоре, и он снова касается моей руки, мягко сжимая пальцы, вышибая этим последний воздух из моих легких. – Не согрелась еще, – я поворачиваю голову, встречая его взгляд наполненный тенями и почти пугающей глубиной. – Егор… – Я не позволю себе большего, не волнуйся, – произносит негромко, на доли секунды сжимая челюсть. И эта фраза бьет по мне наотмашь, уже не полутоном, а отчетливо темным, мрачным мазком, сливаясь в этом сером дождливом вечере в одну однородную, монохромную палитру. Медленно и глубоко втягиваю воздух в легкие. Загорается зеленый, и он переводит взгляд на дорогу, плавно трогая машину с места так и не отпуская мою руку. *** – Останови тут. Не надо к дому, – произносит она тихо, но я все равно сворачиваю с асфальта. – Егор, – мое имя в ее устах звучит не привычно, странным, пробирающим, ознобом струится по каждому позвонку, ее голос приправленный ноткой отчаянья, вынуждает меня нажать на тормоз, нехотя прижимаюсь к обочине и выключаю фары. Хочется выругаться, но сдерживаюсь. – Промокнешь же до нитки. – Не страшно, – и после этого «не страшно» становится понятно, что убеждать в ином уже не имеет смысла, потому что Баталову она ничего не сказала, ни о том как она добирается на работу, ни о том с кем возвращается. Это понимание оседает внутри горячим пеплом, удушающим, но пугающе приятным. – Я придумаю для него причину, – предлагаю, но она отрицательно ведет головой, и убирает свою руку. Нехотя разжимаю пальцы, выпуская ее ладонь, уже давно согретую, но все еще дрожащую. – Простынешь, – последняя попытка переубедить и ветер солидарно хлестким порывом бьет холодными каплями по стеклу. – Возьму больничный. Подпишешь? – И буду возить апельсины, – усмехаюсь закуривая. – Не смешно, – она сжимает ремешок своей сумочки настолько сильно, что на пальцах белеют костяшки – Согласен, – подавляя желание снова взять ее руки в свои, согреть, почувствовать ее тепло отворачиваюсь, приоткрывая совсем незначительно окно, то ли спасаясь от запаха никотина, то ли пытаясь остудить собственную голову. – Я завтра на такси. Не приезжай, – молча, киваю, соглашаясь, затягиваясь горьким дымом, пара секунд и она выходит из машины под почти ливневый дождь, совершенно не стараясь укрыться от ледяных капель и порывов холодного ветра. Наблюдая, как ее тонкая фигура удаляется, запрокидываю голову на подголовник, удерживая себя на месте. Хочется догнать, укрыть, согреть, удержать.... Нельзя, б*ять. Нельзя… Телефон оживает, настойчиво извещая о входящем вызове, вырывая из потока, осаждая, остужая. – Привет, брат, – звучит в трубке голос Андрюхи. – Здорово. – Как насчет зала сегодня? – Честно… не знаю, – на автомате смотрю на часы, еще нет восьми, и домой мне сегодня впервые не хочется. И семья тут не причем, причина сидит как заноза, внутри самого себя, сидит и жрет день ото дня. – Тебя давно видно не было, приезжай, а то жиром заплывешь и Ирка из дома выгонит. – Так и скажи, что соскучился, – усмехаюсь, слыша смех брата в трубке. – Конечно, мой сладкий, сил нет, как хочу твою рожу увидеть, – поддерживает каламбур Андрюха. – Буду через двадцать минут, беги, брови рисуй, – он смеется, отвечая, что насчет бровей это наврятли, а вот чайник может поставить. Скинув вызов, включаю фары и трогаю машину с места. Физ. нагрузка мне сегодня явно не помешает.
