— Хотите, — Фриш рассекал воздух ладонью, будто распарывая полотно, — хотите, я разложу вам всю ТЭЦ на ее составные части, и вы увидите, какой это стройный организм. Здесь все использовано до последней возможности.
Все вставали с коек и собирались к столу. Даже мобилизованный из Мосстроя горемыка-бухгалтер, страдавший неизлечимым гриппом, шлепая босыми ногами, уныло приближался к Фришу.
— Работа начинается с углеподачи. Мощная схватывающая машина — грейфер слетает с громадной высоты в угольную яму, открывает пасть, набирает уголь, захлопывает челюсти, переносит и ссыпает уголь в вагонетки подвесной дороги. Так уголь идет в бункера ТЭЦ. Когда дорога работает, можно смотреть часами. Один раз мне пришлось прокатиться в вагонетке над всем строительством.
Здесь Фриш соврал.
— На ней прокатишься, — пробормотал старик со слезящимися глазами — специалист по изоляции трубопроводов и скептик.
Подвесную дорогу строила германская фирма Блайхерта. Я увидел дорогу — здесь ее зовут углеподачей — ночью. Над головой, на страшной высоте, позванивая, бежали невидимые вагонетки. Я вспомнил такую же дорогу, выстроенную той же фирмой у мыса Куули на восточном берегу Каспийского моря. Там вагонетки возили ослепительную соль, здесь — кизеловский уголь. Там жаркий шторм навевал около стройных мачт бугры сыпучего песку, здесь около них дымились вихри снега. И там и тут дорогу строил немецкий инженер, ворчливый и медлительный старик Барон. И там и тут «сумасшедшие» большевики бесили Барона стремительными темпами работы. Спешка была не в интересах и не в привычках Барона. Но в конце концов Барон сдался, — большевики неукротимо обгоняли его. Наступил траурный день для — немецких специалистов. В этот день Барон печально промолвил: «Я был учителем, вы — учениками. Трагедия старых учителей состоит в том, что ученики их опережают. Я отдал приказ крепить наши мачты советским способом. Я убедился, что это гораздо надежнее».
— Слушайте, — продолжал Фриш, — начинается самое интересное. Вагонетки ссыпают уголь в бункера под крышей ТЭЦ. Из бункеров он поступает в мельницы и превращается в угольную пыль. Пыль эта тоньше пудры. Ты пойми, балда, — Фриш брал за рукав агента Башжелдорстроя, тщетно разыскивавшего в Березниках какие-то трубы, — ты представь: на одном квадратном сантиметре должно поместиться четыре тысячи девятьсот пылинок, — это гораздо тоньше комариного жала. Мельница может перетереть в такую дьявольскую пыль только восемьдесят пять процентов угля. Остальной, более крупный, возвращается обратно и снова скатывается в мельницу. Понятно?
