.
Таким образом, в конце XVIII в. В. Патеркул получал в основном вполне положительную оценку критики. Стараниями Ф. Мойсеенкова эта критика была доведена до русского читателя.
Перевод «Римской истории» В. Патеркула, выполненный Ф. Мойсеенковым, как правило, точно передает мысль римского историка, почти всегда он адекватен оригиналу. Оценивая этот перевод, как и другие переводы с латинского, выполненные в XVIII в., необходимо учитывать состояние русского литературного языка данного периода. Язык находился в состоянии становления. Переводческая деятельность XVIII в. сама способствовала выработке научной и философской терминологии, усвоению заимствованных слов, становлению синтаксиса научной прозы. Перевод с латинского языка сочинений исторического характера способствовал выработке политической и административной терминологии в области античной истории. В XVIII в. наметились две тенденции: введение в ткань повествования латинского слова в качестве экзотизма исторического характера или подбор соответствующего русского эквивалента. Для римского государства было характерно специфическое устройство, предполагавшее целую систему должностных лиц, не находившую соответствия у других народов и в другие эпохи. В силу этого у русских переводчиков, начиная с эпохи Петра I, складывается традиция заимствовать латинские термины общественно-политического характера. В переводе Ф. Мойсеенкова употребительны термины: консул, претор, цензор, квестор, сенат, диктатор, эдил и т.п. В целом же для него характерно стремление обходиться исконной русской лексикой, а где нужно, создавать новые слова, опираясь на законы русского словообразования. Поэтому он ограничивается употреблением слов латинского происхождения, способных выполнять функции словопроизводящих основ (консул, квестор и т.п.) и совершенно игнорирует их латинские производные (консулат, квестура), предпочитая образование по русским моделям: квесторство, цензорство, консульское достоинство и т.п. Исключение составляют слова «сенат» и «сенатор», но они на протяжении всего XVIII в. обозначали реалии российской действительности[599].
Политическая обстановка в России XVIII в. еще не создала условий для формирования общественно-политической терминологии. Поэтому переводчику приходилось руководствоваться собственным пониманием термина, с трудом подыскивая его эквиваленты. В результате возникают синонимичные слова и словосочетания, сосуществующие в одном переводе. В особенности показательна передача термина bellum civile. Пять раз это сочетание переведено как «междуусобная брань», например: «Междуусобная брань возгорелась» (II, 49, 1), четыре раза — «междуусобная война», например: «Пред начатием междуусобной войны» (II, 48, 1), и только один раз нами отмечено сочетание «гражданская война»: «Казалось, что бедствия гражданской войны прекратились…» (II, 28, 2). Таким образом, возникновение в русском языке фразеосочетания «гражданская война» опирается на переводческую практику XVIII в.
