В итоге трактат «О пределах блага и зла», быть может, самое показательное философское произведение Цицерона. Его предмет — этика, т. е. центральная составляющая философской программы Цицерона; по охвату материала и множеству разбираемых понятий он более, чем другие философские труды, приближается к той панораме философских взглядов, которую Цицерон желал дать римскому читателю; его риторическая отделка подчеркивает «словесность» цицероновской философии, где ценность аргумента заключена не только в логике, но и в полемической заостренности. Погрешности трактата — следствие тех же причин: «панорама» предполагает беглость, а риторическая изощренность, та copia verborum, «изобилие слов», которым всегда было отмечено ораторское искусство Цицерона, при описании философских материй нередко приводит к затрудненности чтения, на которую сетовал в свое время даже Монтень[22]. Но именно в этой двойственности, пожалуй, и заключен феномен Цицерона, который стремился превратить философию одновременно и в искусство слова, и в общественное предписание.
* * *
В качестве приложения в настоящее издание помещен перевод еще одного сочинения Цицерона — «Парадоксы стоиков» (Paradoxa Stoicorum), написанного весной 46 г., т. е. на год раньше «О пределах блага и зла». Совместная публикация двух трактатов объясняется не просто фактом отсутствия современного русского перевода этих философских трудов Цицерона. В известной мере они достаточно связаны между собой и тематически, и формально, и стилистически. На первый взгляд, «Парадоксы» — это полуученическое сочинение, о котором сам автор говорит как о некой «забаве» (§ 3) и которое Цицерон подчеркнуто не включил в список своих трудов, приведенный в трактате «О дивинации». И тем не менее цель этой «забавы» опять-таки в популяризации греческих философских — стоических и академических — учений, в желании перенести их из философской школы, гимнасия, в «общественные места» (conieci in communes locos — § 3—4), т. е. сделать достоянием римского читателя[23]. Сочетание греческого и римского, столь важное для трактата «О пределах…», в «Парадоксах» получает дополнительное, «зримое» воплощение: практически все разбираемые философские топосы (только прекрасное — благо; добродетель достаточна для счастья; все грехи и добродетели одинаковы; всякий глупец безумен; только мудрец свободен; только мудрец богат) даются изначально в греческом варианте, и им подыскиваются латинские соответствия. Но эти топосы, традиционно связываемые со стоической школой, даются у Цицерона скорее в академическом «освещении»; так, например, разбор третьего парадокса — о том, что все грехи равнозначны, — исследователи связывают с учением все того же Антиоха Аскалонского
