— Зачем вы уволились из милиции? — однажды спросила я мать. — Вас там уважали и зарплату хорошую платили.
— Дураки — дернула плечом она, закуривая очередную ядовитую папиросу.
К пяти часам вечера мы стояли на низком старте. Кафе блестело и переливалось, как елочная игрушка, отсвечивая батареей бутылок и дискошаром под закопченым потолком.
— Готовы? Готовы? — вопрошал Ашотик, бегая перед нами, стоящими на изготовку, выстроившись тефтонской свиньей.
— Инку назад паставте — умолял начальник, глядя на мои шорты.
— Не можем — огрызались мои товарки, — она лицо материально ответственное. Конечно, они не могли. Вся касса была у меня, а тырить, разругавшись с кассиром было проблематично.
— Едут, едут!!! — ажиотировано, заорал Ашот, в стиле девки Фимки из «Формулы любви» и едва не упал, ринувшись к дверям, сгибаясь в пояснице почти до полу.
— Ой, глядите — зашептала повариха Анжелка — их же четверо всего. Во жируют, гады. Ничего сегодня не заработаем.
— Да уж — согласилась я, разглядывая появившуюся компанию. Посмотреть было на что. Два здоровых лба в малиновых пиджаках вальяжно бродили по нашей иерархии, наглым образом нас игнорируя. Красивая блондинка, в кожаном плаще, предмете мечтаний всей женской части персонала нашего кафе, капризно морщила курносый нос, проводя наманикюренным пальчиком по надраенным до блеска столам, доводя нас до высшей степени кипения. Последним в кафе ввалился некрупный крепыш со свернутым на бок носом.
— Ну, все — сплюнула прямо на пол официантка Гульнара, аксакал нашего кафе — Васек пришел, Инга, доставай биту. Сегодня будет жарко.
— Так нету — развела я руками — последнюю вчера сломала. — И надо же менты какие гады, объясняю им «Мы тут две девушки, слабые», а они заржали и отключились. — Так приехали же потом — хрюкнула Гулька, вспомнив как я звонила по телефону, молотя при этом битой разбушевавшихся бандитов.
— Не напасешься на вас — зашипел Ашот, раздвинув в широкой улыбке губы от уха до уха, так, что я испугалась, не судорога ли его схватила.
— Хорошенький — шепнула я администраторше Наташке, глазами показывая на одного из кранопиджачников, который прожигал меня взглядом серых, близоруких, страшно умных глаз.
— Женат он, губу закатай — фыркнула подружка, и я пошла закатывать губу, раненая в самое сердце. Обидевшись на весь свет, за такую несправедливость, я выкатила клиентам такой счет, что сама испугалась своей наглости. Водку я им тоже развела, почти в половину.
