— А чего я то? Я, на минуточку, твое имущество защищала.
— Защищала? Ти защищала? Биту кто сломал? Чэловэк в болницу попал. Ищо раз и уволю. Сто процента уволю, вот клянус мамой, или в офисьянки разжалую. — рвал на голове остатки волос, старый армянин, мой начальник, прекрасно осознавая, что найти персонал в обозримом будущем ему не светит- Я тэбя прашу, умаляю, Сэгодня люди придут сэрьозные. Будь харошей, очень харошей.
— Клянусь мамой — хмыкнула я и чиркнула себя ногтем большого пальца по зубу. Ашотик, закатил глаза и пошел подсчитывать убытки, нанесенные его детищу. Бар представлял собой зрелище, весьма плачевное. Метко брошенная кем — то в пылу сражения, бутылка, нанесла разрушения сходные со взрывом гранаты, оставив от вчерашнего изобилия кучу осколков, одурительно пахнущих дорогим алкоголем.
— Вах — вах — плакал Ашот, слоняясь по развалинам любимого заведения.
— Что за «луди сэгодня пожалуют» — спросила я, вваливаясь в кухню, где царила вечно пьяная повариха Анжелка — знает, кто — ни будь?
— Ох, не знаю — зарыдала повариха, прикладывая кусок мороженого мяса к огромной шишке на лбу. Этим куском, ей, кстати, и прилетело ночью от распоясавшегося клиента. — Нувориши, какие — то.
— Значит, домой нам точно не попасть — уныло вздохнула я, и схватилась за сумку, в которой лежала смена белья и одежда.
— Нет, о нет — застонал Ашотик, увидев меня умытую, посвежевшую, с замазанным бланшем на скуле. — Только нэ шорты. Умалаю.
Шорты мои были притчей во всеязыцах. Именно из — за них, чаще всего и начинались все побоища в заведении. Красные, ультракороткие, сделанные из кожи молодого дермантина, они действовали на всех поголовно лиц мужского пола, как на быка действует красная тряпка.
— Других нет — отрезала я. До вечера мы чистили кафе «У Ашота», принимали товар и гоняли чаи, глядя, как начальник мечется по залу, с метлой, поминутно останавливаясь, что бы выдрать очередной клок жидких волос. «И это жэншины. Я им дэньги плачу» воздев руки к небу рыдал пожилой армянин. К слову сказать Ашот был не совсем начальник. Всему персоналу он был родным отцом, братом, дядей. Добрейшей души человек, способный отдать за ближнего последнюю рубаху. И мы, хоть и доводили его до белого каления, но очень любили и уважали. Деньги Ашотик платил смешные. По — тому, желая выжить мы изо всех сил гнали левак, воровали и обвешивали несчастных вурдалаков. Начальник знал о наших махинациях, но закрывал на них глаза, справедливо полагая, что и ему достанется, и мы останемся не в накладе. Я, выросшая в благополучной семье, оказалась в заведении случайно. Родители, погнавшись за большим рублем, уволились с работы, организовали ИП и разорились, пустив по ветру все, что наживалось годами. Когда, костлявая рука голода, схватила за жабры наше небольшое семейство, передо мной замаячила перспектива трудовой повинности. Маленький город, найти работу почти нереально.
