— Нюрок — возбужденно бегал Гоша по бережку, когда вернулась я, принявшая более или менее приличный облик, судорожно сматывая удочки и в лучших традициях Пятачка приговаривая — «ццц, кажется, дождь начинается». Нюрком он зовет меня только в минуты крайнего, душевного волнения, потому я и удивилась. — Обедать дома будем.
— А что случилось?
— Пока ничего — неопределенно ответил Гоша, глянул в небо и забегал еще быстрее. У меня в кармане яростно зазвонил телефон.
— Мамочка, мамулечка, приезжайте скорее — с подвыванием, плакала в трубку Таська. У меня оборвалось сердце и затрепыхалось, где — то в районе левой пятки.
— Доченька, солнышко, что случилось? Все живы? — зарыдала я.
— Пока да — удивленно сказала Таська, без слезинки в голосе и пообещала — но скоро, позагнемся тут все, включая деда. Бабушка нас ухайдокает, помяни мое слово. Димка уже к другу сбежал, два дня не появляется. А я Жорика бросить не могу, ответственность, мать ее за ногу. А то б тоже свинтила — тоном моей мамуськи, и ее же словами, закончила свой спич дщерь.
— Не пугай меня. Рассказывай — спокойно приказала я, и на меня полился поток жалоб.
Сначала, бабушка всех кормила, обильно и, чаще всего, насильно. Таська, с ее птичьими порциями мужественно вытерпела один день, на второй свалилась с гастритом и панкреатитом. Любящая бабуля начала варить каши, баками и кормить ее дробно, до пятнадцати раз в день. Жорик не выдержал и вырвал кашей бабушке в сумку. После этого насильственное кормление слегка утихло и перешло в более спокойную фазу. Полбака каши матерясь, доел дед. Не выкидывать же. В промежутках между кулинарным экстазом, мама красила потолки. Сначала их мыла с хлоркой, убивая несуществующую плесень и все живое вокруг, в радиусе километра. Жалобы соседей ее ничуть не смутили, басурманский язык был ей не ведом, потому разгребать их пришлось детям. Дед скакал по стремянке с тепловым пистолетом, выжигая раскаленным воздухом чужеродные бактерии, пока его не скрутил радикулит. Красили в четыре этапа, в пять отмывали мебель, потому что забыли ее накрыть целофаном, потому теперь мебель стала пятнистая и похожа на «Гребаного долматинца» — дословно. Могла бы и не рассказывать. Я полжизни так прожила и ничего, только сильнее стала и характер у меня закален, дай бог каждому.
— Приезжайте, а то я за себя не отвечаю — стальным голосом закончила дочь и отсоединилась.
— Что там? — спросил Гоша, запихивая меня в машину.
