— Агрх — старался Гоша.
— Бум — грохотали взрывы.
— Во, дает — восхитился сидящий на заднем ряду парень.
— Хороший фильм, динамичный — подвел итог благоверный, когда я его, все — же растолкала. По экрану бежали заключительные титры.
— Да, и о чем он? — с интересом спросила я.
— О жизни — уклончиво ответил Гоша — не приставай.
До вечера мы мыкались по улицам столицы. Я ныла. Гоша скрежетал зубами.
— Пошли на вокзал — решил он, в конце — концов. В зале ожидания перекантуемся, раз ты такая слабачка.
Зал ожидания «Павелецкого» к отдыху не располагал. «Интересно, кто придумал эти сиденья? Ему бы пыточные орудия для инквизиторов создавать. Цены бы не было человеку. Ладно, хоть Гошик не заснет. Наверное» — отрешенно думала я, стараясь угнездиться на неудобной лавке. Гоша молча ерзал рядом, и дико вращал глазами, первый признак бешенства.
В поезд мы, как всегда ввалились в последний момент. Супруг мой все же уснул, а я, старательно притворяясь, что не знаю этого храпящего монстра, прощелкала момент его побудки. Грохоча чемоданом по перрону, который, к слову сказать, чуть не забыли в камере хранения, мы как два рысака неслись к своему вагону, рассекая Московский воздух грудью, заскочив в него уже на ходу. — от, ни в чем на тебя положится нельзя — задыхался муж, резво перебирая ногами — неужели нельзя было за временем следить? — А нефига храпеть, как бегемот — огрызалась я, поправляя на плечах лямки любимого рюкзака, куда Гоша переложил гантелю. Гантеля подскакивала и больно била меня по спине, вышибая дух. — Ага, и поэтому ты смылась через три ряда. Мужа стесняешься. А обещала чего? горе и радости…. Коварное ты существо — краснел лицом благоверный, но в глазах его читалась неприкрытая любовь. Мужу было стыдно, но он никогда бы, даже под пытками, в этом не признался. Спали мы, как убитые, не слыша, как несчастные из соседнего купе, колотили нам в стену всем, что подвернулось им под руку, что бы уменьшить звук Гошиного храпа. Как ломилась в дверь проводница, устав от жалоб пассажиров и головной боли вызванной раскатами грома, несущимися из вверенного ей объекта.
Утром нас провожали овацией. Люди, оглушенные и деморализованные, вытирали слезы радости. Кто — то, даже плясал.
Родной Саратов встретил нас порывами ветра, швыряющего в лицо клубы пыли и рваные пакеты. Гоша радостно улыбался и восторженно смотрел по сторонам, не замечая неудобств.
— Ну, вот мы и на родине. Нюська, ты чувствуешь? — сказал любимый, тайком растирая рукавом слезу, по чумазому от пыли лицу — Воздух родной земли.
