и др.-прус. (у Грунау)
walge ‛esset’ (Fraenkel II, 1189)
[10].
Принимая во внимание праслав. *volga в значении ‛влага, влажность’ (ср. ст.-слав. влага, чеш. vláha, н.‑луж. włoha и т. д.), а также лит. vìlgti ‛стать мокрым’, vìlgšnas ‛влажный’, лтш. vil̂gt ‛стать влажным’, val̂gums, valgme ‛влага, влажность’ (Fraenkel II, 1189) и др.-прус. welgen ‛Schnupfen’[11] (ср. рус. мокроты), мы установили следующую общую модель семантического развития:
‛влага, что-то влажное’ } → ‛влажная, мягкая, жидкая (жирная) пища’ } → ‛пища, кушанье вообще’
Полное отражение данной модели смыслового развития находим в литовском языке (здесь налицо все звенья семантического развития, включая среднее, переходное звено) и в древнепрусском языке (здесь отсутствует среднее звено семантического развития, что не удивительно, если учитывать фрагментарную засвидетельствованность этого западно-балтийского языка). В русских, белорусских диалектах и в древне‑ и старорусском, а также в словенском и в латышском языках данная модель (или данный семантический переход) осуществлена только частично, т. е. развитие как бы обрывается на втором (среднем) звене. Исходя из этого, мы установили, кроме того, эксклюзивное семантическое соответствие между балтийскими и славянскими языками, наряду с формальными соответствиями типа лит. диал. valgà: праслав. *volga; лит. válgyti: рус. диал. воложить и т. д.
Тщательное изучение лексических и фразеологических материалов славянских и балтийских языков, относящихся к этой тематике, позволило нам сделать следующее весьма интересное наблюдение: контексты со словом волога в древнерусских и русских диалектных текстах, а также соответствующие примеры литовского языка со словами pavilgà, pavìlgalo в ряде случаев сигнализируют противопоставление этих слов словам, передающим понятие хлеба (рус. хлеб, лит. dúona). Мы пришли к выводу, что в этих языках нашла отражение семантическая оппозиция ‛сухая, нежирная пища’ : ‛влажная, мягкая (частично жидкая), жирная пища’. На одном обсуждении этой проблемы в Институте языкознания Ленинградского отделения Академии наук СССР мне указали на то, что упомянутое противопоставление можно понимать и как оппозицию ‛хлеб’ : ‛нехлеб’. О. Н. Трубачев справедливо заметил на данном симпозиуме по этому поводу, что такая оппозиция вряд ли может считаться очень древней, так как очень древними видами пищи являлись всякого рода каши и т. п. Тем не менее, по нашему мнению, для периода, когда людям уже было известно приготовление хлеба, такая оппозиция могла существовать. В нашем распоряжении довольно много примеров типа упомянутой цитаты …
