положении, чтобы допустить раскол.
- Постараюсь, Владимир Ильич, тем более, что на этой
канцелярской работе в секретариате могут пропасть основные причины для
наших столкновений.
- Нет, нет! Ни в коем случае! Ваша работа секретарем ни в коем
случае не означает вашего отхода от политики. Ни в коем случае, батенька, ни в коем случае! Не оставляйте меня в борьбе с этим иудушкой, - у Ленина
невольно прорвалось его отношение к Троцкому, которого он не любил, но с
которым приходилось работать, поскольку большевики всё ещё были
численно очень слабы.
20 апреля 1920 года,
Москва,
вторая половина дня.
В одной из комнат Секретариата ЦК подоконники и пол у стен
были уставлены кипами папок с бумагами и просто кипами бумаг. У окна за
большим столом сидел Сталин, при виде вошедшего Мехлиса с улыбкой
встал, вышел из-за стола и поздоровался за руку, пригласив садиться. Они
сели на стулья у заваленного бумагами стола.
39
- Лев Захарович, я хорошо помню, что когда приглашал вас из
аппарата Совнаркома к себе в наркомат госконтроля, то обещал отпустить
вас учиться, как только вы наведете порядок в аппарате наркомата контроля.
Да, не отказываюсь – обещал! Но сейчас вы срочно требуетесь для наведения
порядка в аппарате ЦК. Тут творится, черт знает что, и не поймешь, кто за
что отвечает. Письма коммунистов и трудящихся в ЦК частью только
просматриваются, частью просто валяются не только без ответа, но без
прочтения. Запросы ЦК остаются без ответа, посланные на согласование
документы месяцами не возвращаются, о принятых Политбюро решениях к
вечеру болтает вся Москва, по многим решениям Политбюро не только нет
сведений об их исполнении, но и не ясно, знакомили ли с ними
исполнителей.
Лев Захарович! Партии надо, чтобы вы еще поработали здесь, в
ЦК. Честно скажу, и мне очень надо. Опять получается, как в Каховке: кандидатур
на
должность
комиссара
Отдельной
группы
войск
Правобережной Украины было много, а назначить комиссаром пришлось вас, хотя вы тогда, как не помниться, еще не оправились от ранения.
Мехлис пожал плечами:
- Если партии надо, то, что ж поделать, я этим займусь, - ответил
он без радости в голосе. - Только, товарищ Сталин, аппарат ЦК поступает в
мое полное подчинение и никаких любимчиков быть не должно – если я
выгоняю кого-либо за лень или глупость, то и не пробуйте за него
