История создания парковых комплексов шла параллельно с развитием представлений о различиях между природой и культурой, ставших наглядными благодаря физическим границам парков. Но в то же время она помогла превратить секулярную искусственность человеческой деятельности в волнующую и рациональную философскую проблему[88]. В 1818 году фигура доктора Франкенштейна, созданная Мэри Шелли, приподнимает завесу разнообразных догадок, противоречий, заблуждений и возможных чудовищных последствий человеческой деятельности в утратившей невинность природе. Тот факт, что чудовище отзовётся и предъявит собственные требования, ставит под сомнение всё предприятие. Сегодня такая искусственность – данность, а не подвиг Прометея. Ограждение и отчуждение от городов необитаемых зон – скорее вопрос выживания и поддержки жизнеспособных экосистем и их жителей, включая нас. В ходе нашей предыдущей программы «Новая норма» мы исследовали, как территориальная типология зон отчуждения варьируется по своему масштабу. От внутрифабричных пространств до целого полушария, выделенного для возрождения и восстановления дикой природы (см. идею биолога Эдварда Осборна Уилсона сосредоточить и уплотнить человеческую промышленность в мегаполисах, чтобы выделить половину территории Земли на выздоровление и возрождение дикой природы). По мере масштабирования этой геополитики планета, какой мы её знаем, выживет, потому что одна её половина станет парком, другая – плотным автоматизированным объединением переплетённых людей и машин. Причём обе половины будут в равной степени искусственными.
Инфраструктура, работающая на длительных циклах
Вопросы об энергетических системах и искусственных географиях тесно связаны, и эта связь станет ещё теснее благодаря геотехнологиям и соответствующей геополитике, учитывающей реальную продолжительность энергетических циклов. Системы на подобных циклах будут работать веками, а не десятилетиями: это не сенсация, но наша отправная точка. Нам нужны энергетические инфраструктуры, глубже укоренённые во времени. Сами по себе они определяются тем, как мы поглощаем, производим, распределяем, храним, оцениваем, измеряем, улавливаем, восстанавливаем, перерабатываем и рассеиваем энергию, от которой работает всё в наших городах. Важнее, что эти энергетические инфраструктуры должны соответствовать и быть соразмерны временно́му масштабу экологических и геологических ресурсов, из которых энергия извлекается. Такие инфраструктуры должны включать в себя и геополитику, способную наладить сбор и хранение выбросов/отходов разнообразных энергетических систем, связанных с отоплением, добычей полезных ископаемых, радиацией, изготовлением пластмасс и т. д. Надлежащее хранение ядерных отходов требует принятия необычайно долгосрочных обязательств, и противники атомной энергетики часто поднимают этическую проблему принятия решений о землепользовании (а по сути загрязнении), как бы решая за будущие поколения, которым придётся управляться с этими отходами; мы не спрашиваем ни их совета, ни согласия. Ситуация, при которой парниковые газы как попало выбрасываются в атмосферу, очевидно не сильно лучше. Эти отработанные газы будут циркулировать в течение жизни десятков поколений, но поскольку они вездесущи и невидимы, мы как будто в меньшей степени несём за них ответственность. Зато ядерные отходы – дискретны, плотны и осязаемы, а потому ответственность за действия, необходимые для их захоронения, труднее переложить, как и решения связанных вопросов невозможно перенести ни в другое место, ни в другое время
