Вот именно! Когда все твои нервы натянуты до предела, и ты чувствуешь себя до пугающего ужаса уязвимой и слабой, всё окружающее воздействует на тебя в усиленном режиме обострённого восприятия. Что-то среднее между эйфорией и зашкаливающего в крови адреналина в момент приближающейся опасности, когда ты видишь и слышишь на таком сверхъестественном уровне, о котором не мечтал даже тот же Спайдермен.
Копошащийся под потолком в решётке вытяжки то ли таракан, то ли паук; сбивчивые взмахи рукой мамаши-исполина по воздуху, в попытке привести его в движение с помощью влажного платочка. Казалось, Дэниз даже слышала, как у той шипит в висках кровь и тарабанит по гландам взбесившийся пульс. Девушке и смотреть не надо было напрямую, чтобы увидеть каким у большой женщины стало лицо (в точь-точь как у мистера Гилмора в момент его постыдного бегства из купе), или как та уставилась перед собой в одну точку, явно не собираясь успокаиваться и обдумывая дальнейший ход действий.
А вот остальных, судя по всему, вообще не реально было чем-то пронять. Мэттью, по ходу, не переживал за свою мать, можно сказать, в упор, развалившись на своём месте, как тот избалованный завышенным вниманием царедворцев очень маленький король на огромном престоле не под его рост и размеры. Уж он-то точно не из тех, кто не пропустит ни одного бесценного момента в происходящем, наблюдая со столь неуёмным увлечением и пытливым любопытством практически за каждым, кроме собственной матери, которая, видимо, уже давным-давно не вызывала в нём должного интереса. В общем, пойдёт он точно далеко, если будет так же не воспринимать близко к сердцу услышанное и увиденное прямо как сейчас.
Самый пока несведущий среди них новый попутчик и не чувствующий никакой притаившейся угрозы от окружающих, единственный, кто пребывал, как говорится, в полном неведенье и в пока ещё никем не задетом защитном коконе хрупкого умиротворения. Довольно энергично с изящной ловкостью пристроил свои вещи, стараясь при этом никого не задеть; снял куртку и шапочку, обнажив при этом светловолосую (даже уместней сказать, бесцветную, как у альбиноса) курчавую голову, достал из бокового кармана сумки пухлый томик в мягком переплёте, из нагрудного кармана «военной» сорочки футляр с очками, сверил время на ручных часах и уселся по центру противоположного от Дэниз ряда кресел, рядом с брюнетом в чёрном.
Вот уж Дэнни никогда бы не подумала, что будет к кому-то испытывать смешанное чувство зависти. И кто, спрашивается, помешал ей изначально сделать то же самое, когда она только-только зашла в это купе?
