Молодой человек, абсолютно недовольный такими заявлениями, гневно сдвинул брови.
— Да кто ты такой, чтобы так обращаться с виконтом де Нормонд, мальчишка?!
— Всего лишь родной брат этого самого виконта, — хладнокровно отреагировал молодой маг и, грустно вздохнув, слегка понурился, опуская голову, — Вот так всегда, еще и тему переводит… Стало быть, красок мне не видать. Что ты их, Цепешу, что ли, отдал, да? Тогда подари мне его мотоцикл!
— Стоп! — Роман, осененный внезапной идеей, воздел руку в останавливающем жесте, — Так ты про краски, которые вымогал на пятнадцатилетие? — дождавшись согласного кивка, он слегка погрозил юноше пальцем, — Нехорошо издеваться над старшими! Моя память не выдерживает такого надругательства и отказывается дарить тебе мотоцикл.
— Жмот, — моментально отреагировал Людовик, — Хотя ты все равно не помнишь, когда у меня день рождения.
— А вот и помню! — виконт, искренне возмущенный таким необоснованным наездом, упер одну руку в бок, — Ты родился… ээ…
Молодой маг удовлетворенно кивнул.
— Вот именно. Да чего с тебя взять, если ты и дни рождения отца с матерью вечно путал, еще удивительно, как себя с Эриком местами не менял!
— Отец с мамой родились с разницей в несколько дней, — недовольно отозвался Роман и, подняв руку, провел пальцами по волосам, немного взлохмачивая их, — А вот с тобой рядом никто не рождался, я же помню… Когда же это… Черт, я же точно помню!
Альберт, некоторое время еще лелеявший надежду возвратить внимание младшего из племянников к событиям текущим, старательно отвлекая от дел далекой старины, наконец вздохнул и, сознавая, что эта надежда определенно пошла прахом, махнул рукой в сторону весело болтающих молодых людей. Интерес его к ним был утрачен.
Внимание мага вновь обратилось к событиям куда как более увлекательным и захватывающим, ибо прочие пары противников все-таки предпочитали словам действия. И, если ворас, пятящийся от кошки, однако, ловко не покидающий огороженного им самим пространства, особенного любопытства в нем не вызывал, то вот бой пантеры и волка, бой жестокий и кровопролитный, действительно казался магу стоящим наблюдения.
Пантера, с уже изодранным в кровь боком и прокушенным ухом, теряющая на глазах устойчивость, отскочила от врага и, яростно рыча, хлестнула себя хвостом по здоровому боку. В пылающих гневом желтых глазах ее определенно виделась угроза, которой, однако, ее враг внимать не собирался. Он ответил на злость неприятеля неприветливым, негромким ворчанием, в которое, как, во всяком случае, показалось наблюдающим за ними зрителям, причудливо вплелась откровенная насмешка. Создавалось впечатление, что Чеслав снисходительно интересуется, что же намерен предпринять его противник, сам уже с явным трудом удерживаясь на ногах. Сам-то он, к вящему сожалению многих созерцателей, отделался, можно сказать, легким испугом и из этого боя выходил явным победителем. Лишь тоже надкушенное ухо, да легкая хромота, во время которой он слегка припадал на левую переднюю лапу, в общем-то, пострадавшую еще когда оборотень пребывал в человеческой ипостаси, говорили о том, что пантера вовсе не принимала на себя роль бойцовской груши и сопротивление противнику предоставила сполна. Однако же, беспокоящийся за хозяина, очень привязанный к нему, хранитель памяти никак не мог полностью сосредоточиться на битве, уделить ей больше внимания, а это вполне могло грозить самым плачевным исходом.
