Лошадь с хриплым ржанием выкинула его из седла, но Белый Волк ловко приземлился на все четыре лапы. Он чувствовал, как во рту удлиняются клыки, а пальцы превращаются в острые когти. Как бугрятся мускулы на его спине, как обострились все чувства и как мощны его лапы. Он чувствовал себя настоящим хищником, рождённым для охоты и битвы.
А ещё он почувствовал голод. Не тот голод, который можно утолить булкой хлеба или яблоком, а настоящий, первобытный, когда брюхо сводит судорогой и слюна течёт сама по себе. Белый Волк увидел добычу и бросился на неё, позабыв обо всём.
В жадную пасть хлынул поток свежей парной крови, сладкой и по-настоящему вкусной, но тут кто-то попытался отобрать у него добычу. Он зарычал, не глядя, полоснул когтями, продолжая терзать сладкое вкусное мясо. Какой-то смельчак выстрелил, не попал, но следом за этим на голову Белому Волку обрушился богатырский удар оглоблей. Он выпустил жертву и обмяк.
В чувство пришёл уже в городской тюрьме. Как оказалось, Джонни перегрыз местному доктору сонную артерию, а помощнику шерифа ногтями расцарапал лицо. Доктор умер потом от заражения крови, а помощник обзавёлся парочкой новых шрамов.
Эту историю Джонни Биверс рассказал мне, пока мы сидели в тюрьме, он за убийство, а я, Джеймс Ти Хэнкс, за подделку документов. На следующий день его повесили, а мне удалось доказать невиновность, выйти, и записать эту историю, и Бог мне судья, если хоть слово из неё я выдумал.
Пепе Гонсалес настоящим мексиканцем был. Таким же бедным, как его индианка-мать, и таким же гордым, как его папаша-испанец. И хоть Пепе был отъявленным головорезом, он оставался таким же набожным католиком, как все мексиканцы.
В ту пору он со своей шайкой грабил почтовые дилижансы к северу от Рио-Гранде, и немало успел набедокурить, да так, что за него, живого или мёртвого, любой шериф готов был заплатить по меньшей мере три сотни. Да только любой законник скорее получал от Пепе заряд дроби в лицо, а не три сотни. А больше всего в жизни Пепе полагался на Господа и на свой дробовик, и считал, что оба они хранят его от бед.
Да и банду он сколотил что надо. Не абы какой сброд из разорившихся фермеров или беглых конокрадов, а настоящий отряд кабальерос, все как на подбор, двенадцать человек вместе с Пепе. И пусть даже выглядел Пепе среди них невзрачно со своим деревенским выговором, смуглым даже для мексиканца лицом, потрёпанным пончо и жиденькими усами, но авторитетом среди них был непререкаемым.
