Я продолжал ходить по квартире, накручиваяежедневно, наверное, десяток километров. Только в тот момент, когда ноги подкашивались от усталости, я погружался в короткое блаженное забытье, но проходило не более четверти часа и ужасающая реальность вновь заставляла меня подниматься и отправляться в бесконечный путь.
Наконец, я придумал, как гарантированно решить мою проблему. Страха не было, ведь смерть обещала завершение бесконечных мучений. И несколько часов я с упоением обдумывал разные способы сведения счетов с жизнью. Благо, это казалось делом достаточно легким, а главное — быстрым. И если в тот момент я не наложил на себя руки, то лишь потому, что понимал: как и в случае с планом побега за границу, я не решал проблему полностью, а лишь трусливо перекладывал ее на свою семью.
Не знаю, чем бы все закончилось, но как раз в это время жена с детьми вернулась домой. И наваждение отступило. Я словно вынырнул на поверхность после долго пребывания под водой, и сделал глубокий вдох. Одиночество больше не было моим угнетающим волю и разум, спутником.
Правда, чувство облегчения длилось недолго. Ведь, появление семьи стало новым катализатором для моих страхов. Я как-то раньше даже не задумывался о том, что опасность для близких людей, представляемая чисто умозрительно, выглядит совсем иначе, когда родные находятся постоянно перед глазами. И вместо состояния готовности улетучиться из своего тела, пришло ощущение приземленности и постоянного давления прессом страха за тех, кто давно стал дороже, чем собственная жизнь.
Наверное, все могло оказаться проще, если бы я смог в этот момент начать бояться с самого начала, как если бы не было этих безумных недель одиночества наедине с собственными кошмарами. Теперь же, перебрав все мыслимые и немыслимые варианты, мой разум метался среди собственных неумолимых выводов, как перепуганный насмерть зверь в горящей клетке. Если представить, что сознание человеческое способно испытывать агонию, наподобие умирающего тела, я бы сказал, что то было самое ее начало.
Разумеется, я посвятил жену в причины моего явно ненормального состояния, но ничем помочь мне она все равно не могла. А ее попытки хоть как-то меня успокоить и привести в чувство, вызывали во мне лишь раздражение. Ведь я понимал, что она просто хочет обмануть меня. И этот обман во благо, казался теперь злом не меньшим, чем предательство. Обмануть же меня подобным образом было просто невозможно — все, что она могла мне сказать, я сам себе говорил не один десяток раз и столько же раз уничтожал встречной безжалостной критикой.
