Он задумался. На лице его явственно отражалась попытка осознать предложенный логический вывод.
— Ну ладно, — сказал он наконец, и морщины на его лбу разгладились. — Тогда накрой меня одеялом, чтобы комары не кусали.
Я аккуратно расправил на нем одеяло, он еще немного поворочался и затих.
Как-то само собой установилось временное затишье. Оценив по достоинству стремительный профессионализм санитаров, психи на некоторое время утратили активность, разбрелись по углам или притаились на кроватях под простынями. Впервые с момента появления здесь, я ощутил, как напряжение понемногу отпускает меня. Какое-то время мне явно ничего не угрожало и появилась возможность всё как следует обдумать.
Мне до сих пор не верилось, что я оказался в самой настоящей больнице для сумасшедших. Страх стал настолько привычной частью меня, что никакого особого стресса я даже не чувствовал. Сменились декорации, сменились оттенки грозивших мне неприятностей, но в целом я продолжал оставаться словно бы отделенным от обычного мира тонкой стенкой то ли надежды, то ли глубокой внутренней убежденности, что происходящее со мной, не более, чем затянувшийся кошмар. Я осознавал происходящее, но до конца не верил, что оно действительно имеет ко мне отношение.
Внезапно дверь открылась и в палату, в сопровождении санитара, зашел высокий молодой парень.
— Вот, сюда ложись, — показал ему санитар на единственную пустую койку. — Спи спокойно, завтра со всем разберемся. И чтоб тебя не слышно и не видно было.
Парень послушно лег и некоторое время ворочался с боку на бок, отгоняя надоедливых комаров. А потом вдруг сказал протяжным и печальным голосом:
— А что, может окно закроем? А то летят и летят.
— Пасть закрой, — неожиданно грубо рявкнул на него дедок в наколках. — Окно закроешь и что? Дерьмо твое нюхать?
Дедок явно не по-наслышке знал, что такое тюрьма, и связываться с ним длинный побоялся.
Через всю палату пролетели мокрые штаны, а следом, сверкая голой задницей, рысью промчался полуголый абмал. На него по-прежнему никто не обращал внимания, и это, как мне показалось, вызывало у него настоящую жажду деятельности. Довольно быстро одевшись, он встал у двери и стал что-то высматривать через окошко в коридоре. Внезапно, неизвестно откуда в его руке появилась сигарета и он очень громким шепотом рявкнул:
— Эй, ты! Дай подкурить! Подкурить дай! Слышь! Слышь!
В окошке мелькнула рука с зажигалкой, амбал с наслаждением затянулся и окутался дымом. Вся палата бросила свои дела и с напряженным вниманием смотрела теперь только на амбала. А тот, получив свои несколько секунд внимания, а может даже и славы, принялся быстрыми затяжками истреблять сигарету. И тут я понял, что он не просто боится, а буквально сходит с ума от страха, но бросить сигарету теперь просто выше его сил.
