– Ань, это не вечеринка, куда приходят по приглашениям, – спокойно замечает она. – Я никак не могла на это повлиять.
Мы с ней смотрим друг на друга в святом непонимании. Секунду или около того.
– Понятно, – касаюсь ее плеча и целую воздух возле щеки. Прощаюсь. Нам нечего больше сказать. Мне нечего здесь больше делать. – Удачи, дорогая.
Не успеваю я направиться к машине, как вокруг происходит какое-то движение. Что-то трогается с мертвой точки, нарушает вязкое молчание окружающих. До сих пор мне казалось, что только наши голоса раздавались в незыблемой тишине. Но стоило мне сдвинуться с места, как мир ожил, зашевелился. Я вижу Алину угрюмо смотрящую мне вслед. Вижу, как к ней приближается группа людей. Мне не хватает нескольких мгновений, чтобы тихо исчезнуть отсюда. Мы оказываемся в бесконечном потоке людей. Мы оказываемся в бесконечном потоке слов. Это слова соболезнований, сожалений, утешений. Они льются со всех сторон. Одинаковые, монотонные и до ужаса невыразительные. Но среди них я слышу и другие фразы, сказанные другими интонациями. Я слышу предложения и намеки. Между строк. Между «Какая утрата» и «Как на счет ужина на следующей неделе». Очень корректные и завуалированные приглашения. Полушепотом, с придыханием. Тактичные и любезные. Но с одной сутью.
«Я хочу, чтобы каждый, каждый кабель вас захотел».
Свято место пусто не бывает. Всегда найдется кто-то, кто захочет стать твоим новым покровителем. Так уж сложилось, и в этом нет ничего удивительного.
Я не могу ничего толком ответить. У меня не выходит даже холодной улыбки. Мне не припомнить ни одной достойной модели поведения. Я стою среди десятков людей и смотрю в просвет между их головами. Туда, где голубое небо касается серого города.
Можно было бы назвать мое состояние растерянностью или замешательством. Но на деле все проще. Мне хочется послать всех на хер. И только. Но пока я себе этого позволить не могу. Для подобных шагов я слишком устала.
Замечаю в длинной веренице машин, ту на которой приехала, и осторожно начинаю к ней продвигаться. Автоматически отвечаю на очередное рукопожатие, когда понимаю, что мою ладонь не отпускают. Непозволительно долго. Гораздо дольше того, что можно себе позволить в данной ситуации и чего требуют элементарные правила приличия и этикета. Оборачиваюсь, одергивая руку.
– Ты невыносимо упряма, – замечает Романов, сильнее стискивая мои пальцы. Сопротивляться его хватке бессмысленно и бесполезно. Иначе это будет слишком явно. Иначе это привлечет чужое внимание. Внимания с меня на сегодня и так достаточно. Замираю. Смотрю сквозь темные очки за его спину и молчу. Он продолжает: – Ты не отвечаешь на звонки. Так не пойдет.
