Конечно, есть еще несколько вариантов дальнейшего развития моей жизни. Один из них мой брат. Родная дорогая кровь. Кстати, хрущевка не такая плохая идея.
– У тебя будет пять минут. Ровно пять минут, – вдруг произносит он, сворачивает к воротам и останавливается. Двигатель утробно урчит, а потом замолкает. Я растеряно оглядываюсь. В темноте не сразу узнаю родные места. Родные – громко сказано. Но все же.
– Не трать мое время впустую, – добавляет он, откидывается на сиденье и закрывает глаза. Свет падает на его точеный профиль, будто подсвечивая кожу изнутри. Упрямо сжатые губы, высокие скулы и длинные ресницы. Любая дура в возрасте от девяти до девяносто мечтает о таких. Ресницах, разумеется.
– Не смотри так, – улыбается он, не открывая глаз. – Успеешь еще.
Достает сигарету. Прикуривает.
– У тебя осталось четыре с половиной минуты.
Алина стоит у окна. Осторожно отодвинув тяжелую портьеру, задумчиво смотрит в зеркальную черноту. Ее взгляд скользит по идеально ровному, как бильярдный стол, английскому газону. По сравнению с последним разом она держится сдержанно и спокойно. Часы одиночества, несомненно, пошли ей на пользу. Прислонившись плечом к оконному откосу, Алина изучает раскинувшееся перед ней пространство. В ее руках чашка с чаем. Даже не бокал с виски. Чай давно остыл, но она как будто этого не замечает.
– Как мальчик, честное слово, – замечает она в пустоту и одергивает штору. В ее голосе слышится то ли удивление, то ли раздражение. Но все ее внимание обращено не ко мне, а к черному автомобилю у ворот. – Значит, ты все-таки решилась?
Мои приключения не производят на нее впечатления.
Мой вид не производит на нее впечатления.
Ее удивляет только то, что меня сюда привез Романов.
Она грациозно порхает по комнате и приземляется на спинку дивана. Как Колибри. Такая же тоненькая и хрупкая. В легком шелковом халатике, едва прикрывающем узкие бедра. Без следов косметики. Невинная, как агнец Божий.
– Алин, в меня стреляли, – осторожно напоминаю я. – И нет гарантии, что с тобой не произойдет того же самого.
Она отставляет чашку с остывшим чаем на столик и подсаживается ко мне на диван.
– Я приняла успокоительного, – доверительно сообщает она. Как будто это все объясняет. Все, включая психа в темном переулке. Далеко не безобидного. Берет меня за руку и прижимает ладонь к своей щеке. Ее холодные пальцы скользят по моей коже, сжимают запястье.
Она говорит:
– Если бы меня хотели убить, то сделали бы это в первую очередь. Я сижу дома, у меня нет охраны, заходи и пускай мне пулю в лоб. Так гораздо удобнее, чем бегать за тобой. – В ее черных стальных глазах светится сожаление и сочувствие. Уголки рта скорбно опущены. – По крайней мере, сначала бы это точно сделали со мной.
