Его рука ложится мне на запястье. Пальцы скользят по внутренней стороне ладони. По линии жизни. Неоднозначный жест, предполагающий некую близость. Но близости между нами нет. Между нами нет ничего. И я отодвигаю руку. Всего на сантиметр, но этот сантиметр как бы расставляет все на свои места.
Однако Романов лишь приветливо улыбается. И на миг мне кажется, что он не вызывает во мне какого-то противоестественного отчуждения. Или неприязни. Мне кажется, что я смогу ему так же легко и непринужденно улыбнуться в ответ. Но его слова тут же разрушают эту иллюзию.
– Я тебя слушаю, – он садится напротив и складывает перед собой руки в замок. Подзывает официанта и просит принести ему стакан воды. Точнее, приказывает. Затем его взгляд возвращается ко мне. Я чувствую его каждой клеточкой кожи.
Передо мной недоеденное блюдо с ягненком. Нежным румяным ягненком. Давно остывшим и потерявшим вкус. Бокал красного сухого вина и хрустальная пепельница.
Передо мной Александр Романов. Делаю над собой усилие и, прежде чем ответить, внимательно его изучаю. Начинаю с рук. Разглядываю дорогие часы на запястье. С широким ремешком и черным циферблатом. Поднимаюсь выше. К жесткому вороту светлой рубашки, расстегнутой на несколько пуговиц. И когда, наконец, наши взгляды встречаются, я замираю. Я вижу, что глаза у него серо-голубого цвета. С более темной обводкой радужки. Прозрачные и очень ясные. Солнечные. Но определенно, серо-голубые, бл?дь.
Все фигня, пока ты не знаешь цвет глаз человека. Пока ты их не замечаешь. Пока тебе это равнодушно и безразлично. Значит, и человек за пределами твоих интересов. Но как только ты начинаешь разбираться во всех этих цветовых нюансах, наступает пи?дец. Что-то меняется. Или видоизменяется. Твое отношение. Тебя это уже каким-то боком задевает. Царапает.
Беру вилку с ножом и бережно и неторопливо разрезаю мясо на маленькие кусочки.
– Подай соль, – коротко бросаю я, чтобы отвлечься. Чтобы переключиться на что-нибудь другое. Чтобы не запоминать. Чтобы не разглядывать. И тут же добавляю:
– Пожалуйста.
Романов не спешит выполнять мою просьбу. Возможно, потому что прозвучала она совсем никак просьба. Если бы я хотела послать кого-нибудь далеко и надолго, то сделала бы это примерно таким тоном.
– Аня, ужин при свечах это прекрасно, но можно конкретней, что ты от меня хотела? – он придвигает солонку чуть ближе ко мне, даже не взяв ее в руки. Небрежно. Всего на несколько сантиметров.
